Мария Петровых

***

Никто не поможет, никто не поможет,
Метанья твои никого не тревожат;
В себе отыщи непонятную силу,
Как скрытую золотоносную жилу.

Она затаилась под грохот обвала,
Поверь, о, поверь, что она не пропала,
Найди, раскопай, обрети эту силу
Иль знай, что себе ты копаешь могилу.

Пока ещё дышишь - работай, не сетуй,
Не жди, не зови - не услышишь ответа,
Кричишь ли, молчишь - никого не тревожит,
Никто не поможет, никто не поможет…

Жестоки, неправедны жалобы эти,
Жестоки, неправедны эти упрёки, -
Все люди несчастны и все одиноки,
Как ты, одиноки все люди на свете.

?

***

И вдруг возникает какой-то напев,
Как шмель неотвязный гудит, ошалев,
Как хмель отлетает, нет сил разорвать,
И волей-неволей откроешь тетрадь.

От счастья внезапного похолодею.
Кто понял, что белым стихом не владею?
Кто бросил мне этот спасательный круг?
Откуда-то рифмы сбегаются вдруг.

Их зря обесславил писатель великий
За то, что бледны, холодны, однолики,
Напрасно охаял он «кровь и любовь»,
И «камень и пламень», и вечное «вновь».

Не эти ль созвучья исполнены смысла,
Как некие сакраментальные числа?
А сколько других, что поддержат их честь!
Он, к счастью, ошибся, - созвучий не счесть.

1976

Читает Мария Петровых:

Домолчаться до стихов

Одно мне хочется сказать поэтам:
Умейте домолчаться до стихов.
Не пишется? Подумайте об этом
Без оправданий, без обиняков.
Но, дознаваясь до жестокой сути
Жестокого молчанья своего,
О прямодушии не позабудьте,
И главное - не бойтесь ничего.

1971

***

Когда слагать стихи таланта нет, -
Не чувствуя ни радости, ни боли,
Хоть рифмами побаловаться, что ли,
Хоть насвистать какой-нибудь сонет,

Хоть эхо разбудить… Но мне в ответ
Не откликается ни лес, ни поле.
Расслышать не в моей, как видно, воле
Те голоса, что знала с малых лет.

Не медли, смерть. Не медли, погляди,
Как тяжело неслышащей, незрячей,
Пустой душе. Зову тебя - приди!..

О счастье! От одной мольбы горячей
Вдруг что-то дрогнуло в немой груди.
Помедли, смерть, помедли, подожди!..

Октябрь 1971

***

К своей заветной цели
Я так и не пришла.
О ней мне птицы пели,
О ней весна цвела.
Всей силою рассвета
О ней шумело лето,
Про это лишь, про это
Осенний ветер пел,
И снег молчал про это,
Искрился и белел.
Бесценный дар поэта
Зарыла в землю я.
Велению не внемля,
Свой дар зарыла в землю…
Для этого ль, затем ли
Я здесь была, друзья!

1970-е

Болезнь

О как хорошо, как тихо,
Как славно, что я одна.
И шум и неразбериха
Ушли, и пришла тишина.
Но в сердце виденья теснятся,
И надобно в них разобраться
Теперь, до последнего сна.
Я знаю, что не успеть.
Я знаю - напрасно стараться
Сказать обо всём даже вкратце,
Но душу мне некуда деть.
Нет сил. Я больна. Я в жару.
Как знать, может, нынче умру…
Одно мне успеть, одно бы -
Без этого как умереть? -
Об Анне.. Но жар, но ознобы,
И поздно. Прости меня. Встреть.

1970

***

«Ты говоришь: «Я не творила зла…»
Но разве ты кого-нибудь спасла?
А ведь, кого-то за руку схватив,
Могла бы удержать, он был бы жив.
Но даже тот неискуплённый грех,
И он не самый тяжкий изо всех,
Ты за него страдаешь столько лет…
Есть грех другой, ему прощенья нет, -
Ты спряталась в глухую скорлупу,
Ты замешалась в зыбкую толпу,
Вошла в неё не как рассветный луч -
Ты стала тучей в веренице туч.
Где слово, что тебе я в руки дал,
Чтоб добрый ликовал, а злой страдал?
Скажи мне - как распорядилась им,
Бесценным достоянием моим?
Не прозвучало на земле оно,
Не сказано, не произнесено.
Уйди во мрак, не ведающий дна,
Пускай тебя приимет сатана».

А тот вопит: «Не вем её, не вем,
Она при жизни не была ничем,
Она моей при жизни не была,
Она и вправду не творила зла.
За что её карать, за что казнить?
Возьмёшь её на небо, может быть?»

И я услышу скорбный стон небес,
И как внизу расхохотался бес,
И только в том спасение моё,
Что сгину - провалюсь в небытиё.

1960-е годы

Надпись на книге

Слова пустые лежат, не дышат,
Слова не знают - зачем их пишут,
Слова без смысла, слова без цели,
Они озябших не отогрели,
Они голодных не накормили, -
Слова бездушья, слова бессилья!
Они робеют, они не смеют,
Они не светят, они не греют,
И лишь немеют в тоске сиротства,
Не сознавая свое уродство.

1960-е годы

***

Я живу, озираясь,
Что-то вспомнить стараюсь -
И невмочь, как во сне.
Эта злая работа
До холодного пота,
Видно, впрямь не по мне.
Но пора ведь, пора ведь
Что-то разом исправить
Распрямить, разогнуть…
Голос тихий и грозный
Отвечает мне: поздно,
Никого не вернуть.

Я живу, озираясь,
Я припомнить стараюсь
Мой неведомый век.
Всё забыла, что было,
Может, я и любила
Только лес, только снег.
Снег - за таинство света
И за то, что безгласен
И со мною согласен
Тишиною пути,
Ну а лес - не за это:
За смятенье, за гомон
И за то, что кругом он,
Стоит в рощу войти…

1969

***

Легко ль понять через десятки лет -
Здесь нет меня, ну просто нет и нет.
Я не запомнила земные дни.
Растенью - и тому, наверно, внятно
Теченье дней, а для меня они -
Как на луне смутнеющие пятна.

1969

***

А ритмы, а рифмы неведомо откуда
Мне под руку лезут, и нету отбоя.
Звенит в голове от шмелиного гуда.
Как спьяну могу говорить про любое.
О чём же? О жизни, что длилась напрасно?
Не надо. Об этом уже надоело.
Уже надоело? Ну вот и прекрасно,
Я тоже о ней говорить не хотела.
И всё же, и всё-таки длится дорога,
О нет, не дорога - глухая тревога,
Смятенье, прислушиванье, озиранье,
О чём-то пытаешься вспомнить заране;
Терзается память и всё же не может
Прорваться куда-то, покуда не дожит
Мой день…

1968

***

Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости -
Поначалу от робости,
А позднее от старости.

Не напрасно ли прожито
Столько лет в этой местности?
Кто же всё-таки, кто же ты?
Отзовись из безвестности!..

О, как сердце отравлено
Немотой многолетнею!
Что же будет оставлено
В ту минуту последнюю?

Лишь начало мелодии,
Лишь мотив обещания,
Лишь мученье бесплодия,
Лишь позор обнищания.

Лишь тростник заколышется
Тем напевом, чуть начатым…
Пусть кому-то послышится,
Как поёт он, как плачет он.

1967

***

Пусть будет близким не в упрёк
Их вечный недосуг.
Со мной мой верный огонёк,
Со мной надёжный друг.

Не надо что-то объяснять,
О чём-то говорить, -
Он сразу сможет всё понять,
Лишь стоит закурить.

Он скажет: «Ладно, ничего», -
Свеченьем золотым,
И смута сердца моего
Рассеется как дым.

«Я всё же искорка тепла, -
Он скажет мне без слов, -
Я за тебя сгореть дотла,
Я умереть готов.

Всем существом моим владей,
Доколе ты жива…»
Не часто слышим от людей
Подобные слова.

1967

***

Сердцу ненавидеть непривычно,
Сердцу ненавидеть несподручно,
Ненависть глуха, косноязычна.
До чего с тобой, старуха, скучно!

Видишь зорко, да ведь мало толку
В этом зренье хищном и подробном.
В стоге сена выглядишь иголку,
Стены размыкаешь взором злобным.

Ты права, во всём права, но этой
Правотой меня уж не обманешь, -
С ней глаза отводятся от света,
С ней сама вот-вот старухой станешь.

Надоела. Ох, как надоела.
Колоти хоть в колокол набатный, -
Не услышу. Сердце отболело,
Не проймёшь. Отчаливай обратно.

Тот, кто подослал тебя, старуху…
Чтоб о нём ни слова, ни полслова,
Чтоб о нём ни слуху и ни духу.
Знать не знаю. Не было такого.

Не было, и нету, и не будет.
Ныне, и по всякий день, и присно.
Даже ненавидеть не принудит,
Даже ненавидеть ненавистно.

1967

***

Одна на свете благодать -
Отдать себя, забыть, отдать
И уничтожиться бесследно.
Один на свете путь победный -
Жить как бегущая вода:
Светла, беспечна, молода,
Она теснит волну волною
И пребывает без труда
Всё той же и всегда иною,
Животворящею всегда.

1967

***

Что толковать! Остался краткий срок,
Но как бы ни был он обидно краток,
Отчаянье пошло мне, видно, впрок -
И не растрачу дней моих остаток.

Я понимаю, что кругом в долгу
Пред самым давним и пред самым новым,
И будь я проклята, когда солгу
Хотя бы раз, хотя б единым словом.

Нет, если я смогу преодолеть
Молчание, пока ещё не поздно, -
Не будет слово ни чадить, ни тлеть, -
Костёр, пылающий в ночи морозной.

1967

***

Пожалейте пропавший ручей!
Он иссох, как душа иссыхает.
Не о нём ли средь душных ночей
Эта ива сухая вздыхает!
Здесь когда-то блестела вода,
Убегала безвольно, беспечно.
В жаркий полдень поила стада
И не знала, что жить ей не вечно,
И не знала, что где-то вдали
Неприметно иссякли истоки,
А дожди этим летом не шли,
Только зной распалялся жестокий.
Не пробиться далёкой струе
Из заваленных наглухо скважин…
Только ива грустит о ручье,
Только мох на камнях ещё влажен.

1967

Читает Мария Петровых:

***

Что делать! Душа у меня обнищала
И прочь ускользнула.
Я что-то кому-то наобещала
И всех обманула.
Но я не нарочно, а так уж случилось,
И жизнь на исходе.
Что делать! Душа от меня отлучилась
Гулять на свободе.
И где она бродит? Кого повстречала?
Чему удивилась?..
А мне без неё не припомнить начала,
Начало забылось.

1967

Читает Мария Петровых:

***

О, какие мне снились моря!
Шелестели полынью предгория…
Полно, друг. Ты об этом зря,
Это всё реквизит, бутафория.
Но ведь снилось! И я не пойму -
Почему они что-то значили?
Полно, друг. Это всё ни к чему.
Мироздание переиначили.
Эта сказочка стала стара,
Потускнели виденья ранние,
И давно уж настала пора
Зренья, слуха и понимания.

1967

***

Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата.
Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба.

Она ко мне внимательна особо
И на немые муки торовата.
А счастье исчезало без возврата…
За что, я не пойму, такая злоба?

И всё исподтишка, всё шито-крыто.
И вот сидит на краешке порога
Старуха у разбитого корыта.

- А что? - сказала б ты. - И впрямь старуха.
Ни памяти, ни зрения, ни слуха.
Сидит, бормочет про судьбу, про бога…

1967

Читает Мария Петровых:

***

- Чёрный ворон, чёрный вран,
Был ты вором иль не крал?
       - Крал, крал.
Я белее был, чем снег,
Я украл ваш краткий век.
Сколько вас пошло травой,
Я один за всех живой.
- Чёрный ворон, чёрный вран,
Был ты вором иль ты врал?
       - Врал, врал.

1967

Читает Мария Петровых:

***

Подумай, разве в этом дело,
Что ты судьбы не одолела,
Не воплотилась до конца,
Иль будто и не воплотилась,
Звездой падучею скатилась,
Пропав без вести, без венца?
Не верь, что ты в служеньи щедром
Развеялась, как пыль под ветром.
Не пыль - цветочная пыльца!

Не зря, не даром всё прошло.
Не зря, не даром ты сгорела,
Коль сердца твоего тепло
Чужую боль превозмогло,
Чужое сердце отогрело.
Вообрази - тебя уж нет,
Как бы и вовсе не бывало,
Но светится твой тайный след
В иных сердцах… Иль это мало -
В живых сердцах оставить свет?

1967

***

Оглянусь - окаменею.
Жизнь осталась позади.
Ночь длиннее, день темнее.
То ли будет, погоди.

У других - пути-дороги,
У других - плоды труда,
У меня - пустые строки,
Горечь тайного стыда.

Вот уж правда: что посеешь…
Поговорочка под стать.
Наверстай-ка что сумеешь,
Что успеешь наверстать!

Может быть, перед могилой
Узнаём в последний миг
Всё, что будет, всё, что было…
О, немой предсмертный крик!

Ни пощады, ни отсрочки
От беззвучной темноты…
Так не ставь последней точки
И не подводи черты.

[1967]

***

Прикосновение к бумаге
Карандаша - и сразу
Мы будто боги или маги
В иную входим фазу.
И сразу станет всё понятно,
И всё нестрашно сразу,
Лишь не кидайтесь на попятный,
Не обрывайте фразу,
И за строкой строка  - толпою,
Как будто по приказу…
Лишь ты, доверие слепое,
Не подвело ни разу.

1967

***

Тихие воды, глубокие воды,
Самозащита немой свободы…
Хуже ли те, что бесстрашно мчатся,
Смеют начаться, смеют кончаться,
Память несут о далёком истоке.
Вы же молчите, недвижны, глубоки, -
Не о чём вспомнить, не о чём грезить…
Вам повидать бы Арагву иль Бесядь -
Их обречённость, самозабвенье,
Самоубийство, саморожденье…
Вашей судьбою, стоячие воды,
Только глухие, незрячие годы,
Намертво сомкнутные уста,
Холод, и темень, и немота.

1967

***

Ужаснусь, опомнившись едва, -
Но ведь я же родилась когда-то.
А потом? А где другая дата?
Значит, я жива ещё? Жива?
Как же это я в живых осталась?
Господи, но что со мною сталось?
Господи, но где же я была?
Господи, как долго я спала.
Господи, как страшно пробужденье,
И такое позднее - зачем?
Меж чужих людей как привиденье
Я брожу, не узнана никем.
Никого не узнаю. Исчез он,
Мир, где жили милые мои.
Только лес ещё остался лесом,
Только небо, облака, ручьи.
Господи, коль мне ещё ты внемлешь,
Сохрани хоть эту благодать.
Может, и очнулась я затем лишь,
Чтоб её впервые увидать.

1967

***

После долгих лет разлуки
В летний лес вхожу с тревогой.
Тот же гул тысячезвукий,
Тот же хвойный сумрак строгий,
Тот же трепет и мерцанье,
Те же тени и просветы,
Те же птичьи восклицанья
И вопросы и ответы.
Глубока была отвычка,
Но невольно сердце вняло,
Как кому-то где-то птичка
Что-то звонко объясняла.
Здравствуй, лес! К тебе пришла я
С безутешною утратой.
О, любовь моя былая,
Приголубь меня, порадуй!

1967

Горе

Уехать, уехать, уехать,
Исчезнуть немедля, тотчас,
По мне, хоть навечно, по мне, хоть
В ничто, только скрыться бы с глаз,
Мне лишь бы не слышать, не видеть,
Не знать никого, ничего,
Не мыслю живущих обидеть,
Но как здесь темно и мертво!
Иль попросту жить я устала -
И ждать, и любить не любя…
Всё кончено. В мире не стало -
Подумай! - не стало тебя.

13 июля 1964

***

Куда, коварная строка?
Ты льстишься на приманку рифмы?
Ты хочешь, чтобы вкось и вкривь мы
Плутали? Бей наверняка,
Бей в душу, иль тебя осилят
Созвучья, рвущиеся врозь.
Коль ты стрела - лети навылет,
Коль ты огонь - свети насквозь.

1963

***

Анне Ахматовой

Ты сама себе держава,
Ты сама себе закон,
Ты на всё имеешь право,
Ни за кем нейдёшь вдогон.
Прозорлива и горда
И чужда любых иллюзий…
Лишь твоей могучей музе
По плечу твоя беда,
И - наследственный гербовник -
Царскосельский твой шиповник
Не увянет никогда.

1963

***

Но только и было, что взгляд издалёка,
Горячий сияющий взгляд на ходу.
В тот день облака проплывали высоко
И астры цвели в подмосковном саду.
Послушай, в каком это было году?..
С тех пор повторяю: а помнишь, а знаешь?
И нечего ждать мне и всё-таки жду.
Я помню, я знаю, что ты вспоминаешь
И сад подмосковный, и взгляд на ходу.

31 августа 1962

***

Ахматовой и Пастернака,
Цветаевой и Мандельштама
Неразлучимы имена.
Четыре путеводных знака -
Их горний свет горит упрямо,
Их связь таинственно ясна.

Неугасимое созвездье!
Навеки врозь, навеки вместе.
Звезда в ответе за звезду.
Для нас четырёхзначность эта -
Как бы четыре края света,
Четыре времени в году.

Их правотой наш век отмечен.
Здесь крыть, как говорится, нечем
Вам, нагоняющие страх.
Здесь просто замкнутость квадрата,
Семья, где две сестры, два брата,
Изба о четырёх углах…

19 августа 1962, Комарово

***

О чём же, о чём, если мир необъятен?..
Я поздно очнулась, кругом ни души.
О чём же? О снеге? О солнце без пятен?
А если и пятна на нём хороши?..
О людях? Но либо молчание, либо
Лишь правда, а мне до неё не дойти.
О жизни?.. Любовь моя, свет мой, - спасибо.
О смерти?.. Любовь моя, свет мой, - прости.

8 октября 1960

Читает Мария Петровых:

Дальнее дерево

От зноя воздух недвижим,
Деревья как во сне.
Но что же с деревом одним
Творится в тишине?

Когда в саду ни ветерка,
Оно дрожмя дрожит…
Что это - страх или тоска,
Тревога или стыд?

Что с ним случилось? Что могло б
Случиться? Посмотри,
Как пробивается озноб
Наружу изнутри.

Там сходит дерево с ума,
Не знаю почему.
Там сходит дерево с ума,
А что с ним - не пойму.

Иль хочет что-то позабыть
И память гонит прочь?
Иль что-то вспомнить, может быть,
Но вспоминать невмочь?

Трепещет, как под топором,
Ветвям невмоготу, -
Их лихорадит серебром,
Их клонит в темноту.

Не в силах дерево сдержать
Дрожащие листки.
Оно бы радо убежать,
Да корни глубоки.

Там сходит дерево с ума
При полной тишине.
Не более, чем я сама,
Оно понятно мне.

1959

Читает Мария Петровых:

***

Ты думаешь - правда проста?
Попробуй, скажи.
И вдруг онемеют уста,
Тоскуя о лжи.

Какая во лжи простота,
Как с нею легко,
А правда совсем не проста,
Она далеко.

Её ведь не проще достать,
Чем жемчуг со дна.
Она никому не под стать,
Любому трудна.

Её неподатливый нрав
Пойми, улови.
Попробуй хоть раз, не солгав,
Сказать о любви.

Как будто дознался, достиг,
Добился, и что ж? -
Опять говоришь напрямик
Привычную ложь.

Тоскуешь до старости лет,
Терзаясь, горя…
А может быть, правды и нет,
И мучишься зря?

Дождёшься ль её благостынь?
Природа ль не лжёт?
Ты вспомни миражи пустынь,
Коварство болот,

Где травы над гиблой водой
Густы и свежи…
Как справиться с горькой бедой
Без сладостной лжи?

Но бьёшься не день и не час,
Твердыни круша,
И значит, таится же в нас
Живая душа.

То выхода ищет она,
То прячется вглубь.
Но чашу осушишь до дна,
Лишь только пригубь.

Доколе живёшь ты, дотоль
Мятёшься в борьбе,
И только вседневная боль
Наградой тебе.

Бескрайна душа и страшна,
Как эхо в горах.
Чуть ближе подступит она,
Ты чувствуешь страх.

Когда же настанет черёд
Ей выйти на свет, -
Не выдержит сердце: умрёт,
Тебя уже нет.

Но заживо слышал ты весть
Из тайной глуши,
И значит, воистину есть
Бессмертье души.

1958

Читает Мария Петровых:

***

- Что ж ты молчишь из года в год?
Сказать, как видно, нечего?
- О нет, меня тоска гнетёт
От горя человечьего.

Во мне живого места нет,
И все дороги пройдены,
И я молчу десятки лет
Молчаньем горькой родины.

Моя душа была в аду.
Найду ли слово громкое!
Любую смертную беду
Я обходила кромкою.

До срока лучшие из нас
В молчанье смерти выбыли.
И никого никто не спас
От неминучей гибели.

Когда б сказать об этом вслух!
Но вновь захватывает дух…
Решись, решись отчаянно,
Скажись хотя б нечаянно!

Тогда не страшно умереть
И жить не страшно. Кто ни встреть -
Всех озаришь победою.
Но промолчу весь жалкий век,
Урод, калека из калек.
Зачем жила - не ведаю.

?

В минуту отчаянья

Весь век лишь слова ищешь ты,
Единственного слова.
Оно блеснёт из темноты
И вдруг погаснет снова.

Ты не найдёшь путей к нему
И не жалей об этом:
Оно не пересилит тьму,
Оно не станет светом.

Так позабудь о нём, пойми,
Что поиски напрасны,
Что всё равно людей с людьми
Оно сроднить не властно.

Зачем весь век в борьбе с собой
Ты расточаешь силы,
Когда замолкнет звук любой
Пред немотой могилы.

1958

***

…И опять весь год ни гу-гу
Анна Ахматова

Постылых «ни гугу»
Я слышать не могу -
Я до смерти устала,
Во мне души не стало.
Я больше не могу.
Простите, кредиторы.
Да, я кругом в долгу
И опускаю шторы.
Конец, конец всему -
Надеждам и мученью,
Я так и не пойму
Своё предназначенье.

?

***

Ты отнял у меня и свет и воздух,
И хочешь знать - где силы я беру,
Чтобы дышать, чтоб видеть небо в звёздах,
Чтоб за работу браться поутру.
Ну что же я тебе отвечу, милый?
Растоптанные заживо сердца
Отчаянье вдруг наполняет силой,
Отчаянье без края, без конца.

1958

Черта горизонта

Вот так и бывает: живёшь - не живёшь,
А годы уходят, друзья умирают,
И вдруг убедишься, что мир непохож
На прежний, и сердце твоё догорает.

Вначале черта горизонта резка -
Прямая черта между жизнью и смертью,
А нынче так низко плывут облака,
И в этом, быть может, судьбы милосердье.

Тот возраст, который с собою принёс
Утраты, прощанья, - наверное, он-то
И застил туманом непролитых слёз
Прямую и резкую грань горизонта.

Так много любимых покинуло свет,
Но с ними беседуешь ты, как бывало,
Совсем забывая, что их уже нет…
Черта горизонта в тумане пропала.

Тем проще, тем легче её перейти, -
Там эти же рощи и озими эти ж…
Ты просто её не заметишь в пути,
В беседе с ушедшим - её не заметишь.

1957

Читает Мария Петровых:

***

Дни мелькают - чет и нечет,
Жизнь осталась позади.
Что же сердце рвёт и мечет,
Задыхается в груди?

Слышать слов моих не хочет,
Будто в рану сыплю соль.
Днём и ночью сердце точит
Злая дума, злая боль.

Знает сердце о причине
Всех скорбей моих и бед,
О смиренье, о гордыне
И что мне спасенья нет.

Но оно по горло сыто
Ложью всяческих прикрас,
И оно со мной открыто
Говорит не в первый раз,

Чтобы я, ему доверясь,
Не страшилась жить в глуши
И смелей порола ересь,
Если ересь от души.

Говорит не рифмы ради,
Не для красного словца,
Говорит не на эстраде, -
На исходе, у конца.

1956

Надпись на портрете
(Мадригал)

Я вглядывалась в Ваш портрет
Настолько пристально и долго,
Что я, быть может, сбита с толку
И попросту впадаю в бред,

Но я клянусь: Ваш правый глаз
Грустней, внимательнее, строже,
А левый - веселей, моложе
И больше выражает Вас,

Но оба тем и хороши,
Что Вы на мир глядите в оба,
И в их несхожести особой -
Таинственная жизнь души.

Они мне счастья не сулят,
А лишь волненье без названья,
Но нет сильней очарованья,
Чем Ваш разноречивый взгляд.

1956

***

Не беда, что жизнь ушла,
Не беда, что навсегда,
Будто я и не жила,
А беда, что без следа,
Как в песок вода.

Август 1955

***

Что ж, если говорить без фальши,
Ты что ни день - отходишь дальше,
Я вижу по твоим глазам
И по уклончивой улыбке, -
Я вижу, друг мой, без ошибки,
Что нет возврата к чудесам.
Прощай. Насильно мил не будешь,
Глухого сердца не разбудишь.
Я - камень на твоём пути.
Ты можешь камень обойти.
Но я сказать хочу другое:
Наверно, ты в горах бывал,
И камень под твоей ногою
Срывался, падая в провал.

1955

***

Назначь мне свиданье
                     на этом свете.
Назначь мне свиданье
                     в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
                     в том городе южном,
Где ветры гоняли
                 по взгорьям окружным,
Где море пленяло
                 волной семицветной,
Где сердце не знало
                    любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоём по окрайнам,
Меж домиков тесных,
                    по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
                   сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чём-то прекрасном.
Тропинка всё выше кружила над бездной…
Ты помнишь ли тот поцелуй
                          поднебесный?..
Числа я не знаю,
                 но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном…
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоём потаённом сердечном тепле.
Друг другу навстречу
                     по-прежнему выйдем,
Пока ещё слышим,
Пока ещё видим,
Пока ещё дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
               назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
                      хотя б на мгновенье,
На площади людной,
                   под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье…
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.

1953, Дубулты

***

Знаю, что ко мне ты не придёшь,
Но поверь, не о тебе горюю:
От другого горя невтерпёж,
И о нём с тобою говорю я.

Милый, ты передо мной в долгу.
Вспомни, что осталось за тобою.
Ты мне должен - должен! - я не лгу -
Воздух, солнце, небо голубое,

Шум лесной, речную тишину, -
Всё, что до тебя со мною было.
Возврати друзей, веселье, силу
И тогда уже - оставь одну.

1943

***

Какое уж тут вдохновение, - просто
Подходит тоска и за горло берёт,
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черёд,
Решающих разом - петля или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизится произнести приговор.
Читает - то гневно, то нежно, то глухо,
То явственно, то пропуская слова,
И лишь при сплошном напряжении слуха
Ты их различаешь едва-едва.
Пером неумелым дословно, построчно,
Едва поспевая ты запись ведёшь,
боясь пропустить иль запомнить неточно…
(Петля или пуля, река или нож?..)
И дальше ты пишешь, - не слыша, не видя,
в блаженном бреду не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде,
И вдруг понимаешь, что это стихи.

1943

***

Мы начинали без заглавий,
Чтобы окончить без имён.
Нам даже разговор о славе
Казался жалок и смешон.

Я думаю о тех, которым
Раздоры ль вечные с собой
Иль нелюбовь к признаньям скорым
Мешали овладеть судьбой.

Не в расточительном ли детстве
Мы жили раньше? Не во сне ль?
Лишь в грозный год народных бедствий
Мы осознали нашу цель.

И можем быть сполна в ответе
За счастье встреч и боль потерь…
Мы тридцать лет росли как дети,
Но стали взрослыми теперь.

И яростную жажду славы
Всей жизнью утолить должны,
Когда Россия пишет главы
Освобождающей войны, –

Без колебаний, без помарок –
Страницы горя и побед,
А на полях широких ярок
Пожаров исступлённый свет…

Живи же, сердце, полной мерой,
Не прячь на бедность ничего
И непоколебимо веруй
В звезду народа твоего.

Теперь спокойно и сурово
Ты можешь дать на всё ответ,
И скажешь ты два кратких слова,
Два крайних слова: да и нет.

А я скажу: она со мною,
Свобода грозная моя!
Совсем моей, совсем иною
Жизнь начинается, друзья!

1943

***

Не плачь, не жалуйся, не надо,
Слезами горю не помочь.
В рассвете кроется награда
За мученическую ночь.

Сбрось пламенное покрывало
И платье наскоро надень
И уходи куда попало
В разгорячающийся день.

Тобой овладевает солнце.
Его неодолимый жар
В зрачках блеснёт на самом донце,
На сердце ляжет, как загар.

Когда в твоём сольётся теле
Владычество его лучей,
Скажи по правде - неужели
Тебя ласкали горячей?

Поди к реке и кинься в воду
И, если можешь, - поплыви.
Какую всколыхнёшь свободу,
Какой доверишься любви!

Про горе вспомнишь ты едва ли.
И ты не назовёшь - когда
Тебя нежнее целовали
И сладостнее, чем вода.

Ты вновь желанна и прекрасна,
И ты опомнишься не вдруг
От этих ласково и властно
Струящихся по телу рук.

А воздух? Он с тобой до гроба,
Суровый или голубой,
Вы счастливы на зависть оба, -
Ты дышишь им, а он тобой.

И дождь придёт к тебе по крыше,
Всё то же вразнобой долбя.
Он сердцем всех прямей и выше,
Всю ночь он плачет про тебя.

Ты видишь -  сил влюблённых много.
Ты их своими назови.
Неправда, ты не одинока
В твоей отвергнутой любви.

Не плачь, не жалуйся, не надо,
Слезами горю не помочь.
В рассвете кроется награда
За мученическую ночь.

1942

***

Стихов ты хочешь? Вот тебе -
Прислушайся всерьёз,
Как шепелявит оттепель
И как молчит мороз.

Как воробьи, чирикая,
Кропят следками снег
И как метель великая
Храпит в сугробном сне.

Белы надбровья веточек,
Как затвердевший свет…
Февраль маячит светочем
Предчувствий и примет.

Февраль! Скрещенье участей,
Каких разлук и встреч!
Что б ни было - отмучайся,
Но жизнь сумей сберечь.

Что б ни было - храни себя.
Мы здесь, а там - ни зги.
Моим зрачком пронизывай,
Моим пыланьем жги,

Живи двойною силою,
Безумствуй за двоих.
Целуй другую милую
Всем жаром губ моих.

1935

***

Кто даёт вам право спрашивать -
Нужен Пушкин или нет?
Неужели сердца вашего
Недостаточен ответ?

Если ж скажете - распни его,
Дворянин и, значит, враг,
Если царствия Батыева
Хлынет снова душный мрак, -

Не поверим, не послушаем,
Не разлюбим, не дадим -
Наше трепетное, лучшее,
Наше будущее с ним.

25 августа 1935

К жизни моей

О задержись, окажи мне милость!
Помнят же звери путаный след.
Дай мне понять, когда же ты сбилась,
Как ты, плутая, сошла на нет?

Детство?.. Но лишь отрешённым вниманьем
Разнилась я, да разве лишь тем
Гневом бессильным при каждом обмане,
Леностью в играх, скучною всем,

Медленным шагом, взором серьёзным.
Мало ль таких, и чуднее, чем я.
О задержись, быть может, не поздно!
Где заблудились мы, жизнь моя?

Как ты пленилась тропинкой окольной?
Может, припомнишь гибельный миг?..
Вот я, как все, за партою школьной,
Только веселья чужда… Из книг

В сердце ворвался, огнём отрясаясь,
Тёмный, страстями мерцающий мир.
Бледная, в длинных одеждах, босая,
Девушка клонится к волнам…
                           Шекспир, -

Ты не Офелией, не Дездемоной,
Ричардом Третьим и Макбетом ты,
Грозными кознями, окровавлённой,
Дикой луною будил мечты…

Кончена школа - разверзлась бездна.
Что ужасало тогда - не пойму.
Слишком уж ты была неизвестна,
Слишком была неподвластна уму…

Жизнь моя, где же наша дорога?
Ты не из тех, что идут наизусть.
Знаешь, затворница, недотрога, -
Есть ведь такое, чем я горжусь.

Да, я горжусь, что могла ни на волос
Не покривить ни единой строкой,
Не напрягала глухой мой голос,
Не вымогала судьбы другой.

1932/1936

Лесное дно

О, чаща трепещущей чешуи,
Мильоннозелёное шелестенье,
Мне в сердце - сребристые бризы твои,
В лицо мне - твои беспокойные тени.

Я зыбко иду под крылатой водой,
Едва колыхаюсь волнами прохлады.
Мне сел на ладонь соловей молодой,
И дрожью откликнулись в листьях рулады.

Я вижу сосны неподвижный коралл,
Увенчанный темноигольчатой тучей…
Кто мутным огнём этот ствол покрывал?
Кто сучья одел в этот сумрак колючий?

Я знаю, под грубой корою берёз
Сокрыта прозрачнейшая сердцевина.
Их ветви склонило обилие слёз,
Зелёных, как листья, дрожащих невинно,

И памяти чёрные шрамы свежи
На белых стволах… Это - летопись леса.
Прочесть лишь начало - и схлынет с души
Невидимая вековая завеса.

И вдруг засветился мгновенным дождём
Весь лес, затенённый дремучими снами…
Как горько мы жаждем, как жадно мы ждём
Того, что всегда и везде перед нами!

1932

Акварели Волошина

О, как молодо водам под кистью твоей,
Как прохладно луне под спокойной рукой!..
Осиянный серебряной сенью кудрей,
Возникал в акварелях бессмертный покой.

Я всем телом хотела б впитаться туда,
Я забыла б свой облик за блик на песке.
Лёгкий след акварели, сухая вода,
Я пила бы на этом бумажном листке.

И, влюблённо следя за движением век,
Озарённая ласковым холодом глаз,
Поняла б наконец, что любой человек
Этот призрачный мир где-то видел хоть раз.

Но когда? Я не знаю, и вспомнить не мне:
Это было в заоблачной жизни души,
А теперь - еле брезжит, чуть мнится во сне…
Ты, бесстрашно прозревший,
                           свой подвиг сверши.

Воплоти, что в мечтаньях господь созерцал:
Бурногорье, похожее на Карадаг,
Где вода словно слиток бездонных зерцал,
Где луна лишь слегка золотит полумрак.

Ты заблудшую душу отчизне верни,
Дай мне воздухом ясным проникнуть везде.
И, забыв про земные недолгие дни,
Я узнаю бессмертье на лёгком листе.

11 августа 1932, Звенигород

***

Иная высшая награда
Была мне роком суждена…
Пушкин

Меня оброс дремучий воздух,
С душой смешался, втёк в зрачки,
В запёкшихся на сердце звёздах
Мерцают мерные толчки.

Как страшно мне кишенье жизни,
Ужели это наяву? -
В иной утраченной отчизне
Мечтой мучительной живу.

И в сходном с нею крае милом,
Где рдеют огненные мхи,
Я скалам, волнам и светилам
Люблю подсказывать стихи,

Не знавшие журнальной пыли,
Надменные в шуменье дня,
Но здесь их тучи полюбили,
Сплываясь около меня.

И вас, души моей созвучья,
С трудом порою узнаю:
Вы и просторней, и могучей,
И радостней в родном краю.

Наполненные плотью новой,
Им накрепко окрылены,
Иль гром, то синий, то багровый,
Иль лунный свет внутри волны,

Иль струны - вкручены до дрожи
От солнца в хладный камень скал,
И звук даёте вы похожий
На тот, что тщетно мир искал.

Он - счастье. И ему всё радо -
И свет небес, и темень дна…
О, нестерпимая награда.
Ты свыше подвига дана.

1931

***

Неукротимою тревогой
Переполняется душа.
Тетради жаждущей не трогай,
Но вслушивайся не дыша:

Тебя заставит чья-то воля
Ходить от стула до стены,
Ты будешь чувствовать до боли
Пятно в луне и плеск волны,

Ты будешь любоваться тенью,
Отброшенною от стихов, -
Не человек и не смятенье:
Бог, повергающий богов.

Но за величие такое,
За счастье музыкою быть,
Ты не найдёшь себе покоя,
Не сможешь ничего любить, -

Ладони взвешивали слово,
Глаза следили смену строк…
С отчаяньем ты ждёшь былого
В негаданный, нежданный срок,

А новый день беззвучен будет, -
Для сердца чужд, постыл для глаз,
И ночь наставшая забудет,
Что говорила в прошлый раз.

1931, Воронеж

Рьявол

В. Д.

О рьяный дьявол, чёрт морской…
Дремучий Рьявол, спящий в туче
Младой воды, на дне…
                       Ногой,
Обутой камнем, и онучей
Небрежно скрученной волны
Качаешь ты морскую чащу
Нечаянно…
            Ты видишь сны…
Волну взъярённу и кричащу
С хрипеньем выдыхаешь ты
На боль предельной высоты.

Несчастный чёрт, безвестный бог!
Стихия стихла в нём, и разом
Он синей мукой изнемог,
До пены гневался…
                    Что разум,
Когда в тоске душа и плоть!
И чтобы чрево проколоть,
Бог жрал кораллы.
                  Бедный чёрт!
Грозноголосый Рьявол, где ты?
Ты пьяно спишь, полуодетый,
Не накренишь рукою борт
Плавучей дряни…
                  Смело воры
Кромсают колесом волну.
Ты их не позовёшь ко дну,
Не вступишь с ними в разговоры
Неравные…
          Пускай враги
Плывут спокойно над тобою…
Во сне ты чувствуешь круги
Воды испуганной, но к бою,
Но к штормам с шрамами на дне,
Но к буре с пеной на спине -
Влеченья нет…
              Несчастный Рьявол!
С какой волной ушла душа?
Ты море Чёрное исплавал,
Захлебываясь и спеша,
Но волны - всё одни и те же.
Ты ослабел и стал всё реже
Метаться. Ты залёг на дно.
Ни слёз, ни гнева - всё равно.

Но отзовись мне, бог безвестный!
Проснись хоть раз, одетый бездной,
Безумный бог!
              И я живу,
Темнея от бессильной жажды,
Как жаждет пробужденья каждый,
Кто заколдован наяву.

1930

Муза

Когда я ошибкой перо окуну,
Минуя чернильницу, рядом, в луну, -
В ползучее озеро чёрных ночей,
В заросший мечтой соловьиный ручей, -
Иные созвучья стремятся с пера,
На них изумлённый налёт серебра,
Они словно птицы, мне страшно их брать,
Но строки, теснясь, заполняют тетрадь.
Встречаю тебя, одичалая ночь,
И участь у нас, и начало точь-в-точь -
Мы обе темны для неверящих глаз,
Одна и бессмертна отчизна у нас.
Я помню, как день тебя превозмогал,
Ты помнишь, как я откололась от скал,
Ты вечно сбиваешься с млечных дорог,
Ты любишь скрываться в расселинах строк.
Исчадье мечты, черновик соловья,
Читатель единственный, муза моя,
Тебя провожу, не поблагодарив,
Но с пеной восторга, бегущей от рифм.

1930

Сон

Кате

Да, всё реже и уже с трудом
Я припоминаю старый дом
И шиповником заросший сад -
Сон, что снился много лет назад.
А ведь стоит только повернуть,
Только превозмочь привычный путь -
И дорога наша вновь легка,
Невесомы наши облака…

Побежим с тобой вперегонки
По крутому берегу реки.
Дом встречает окнами в упор.
Полутёмный манит коридор…
Дай мне руки, трепетанье рук…
О, какая родина вокруг!

В нашу детскую не смеет злость.
Меж игрушек солнце обжилось.
Днём - зайчата скачут по стенам,
Ночью - карлик торкается к нам, -
Это солнце из-за тёмных гор,
Чтобы месяцу наперекор.

В спальне - строгий воздух тишины,
Сумрак, превращающийся в сны,
Блеклые обои, как тогда,
И в графине мёртвая вода.
Грустно здесь, закроем эту дверь,
За живой водой пойдём теперь.

В кухню принесём ведро невзгод
На расправу под водопровод,
В дно ударит, обожжёт края
Трезвая, упрямая струя,
А вокруг, в ответ на светлый плеск -
Алюминиевый лютый блеск.

В зал - он весь неверию ответ,
Здесь корректно радостен паркет,
Здесь внезапные, из-за угла,
Подтверждающие зеркала.
Поглядись, а я пока пойду
На секретный разговор в саду.

Преклоню колени у скамьи:
Ветры, покровители мои!
Долго вы дремали по углам,
Равнодушно обвевали хлам.
О, воспряньте, авторы тревог,
Дряхлые блюстители дорог,
Вздуйтесь гневом, взвейтесь на дыбы,
Дряхлые блюстители судьбы!..

Допотопный топот мне вослед
Пышет ликованьем бывших лет.
Это ветры! Судорга погонь
Иль пощёчин сладостный огонь.
На балконе смех порхает твой.
Ты зачем качаешь головой?
Думаешь, наверно, что, любя,
Утешаю сказками тебя.
Детство что! И начинаешь ты
Милые, печальные мечты.

Мы с тобою настрадались всласть.
Видно, молодость не удалась,
Если в 22 и 25
Стали мы о старости мечтать.
В тёмной глубине зрачков твоих
Горечи хватает на двоих,
Но засмейся, вспомни старый сад…
Это было жизнь тому назад.

1930

Старость

Смысл старости печален и суров:
За радость покарать, унизить наказаньем…
Так, вместо возбуждающих смешков -
Разбухшие мешочки под глазами.

Нет на ладонях ласк. Ослабли пульсы зла.
Любимый отошёл - не вскрикнула
                               от боли…
Так ревность ревматизмом заросла
В суставах, не сгибающихся боле.

И вместо властных слов - нелепый
                                 лепет льнёт
К обрюзгшим дёснам… Смрад оплывшему
                                      огарку
Прощаешь, мимо чашки каплешь йод
И желчью харкаешь на старую кухарку.

На столике - и пластырь и псалтырь…
(Твоей ли пластике рукоплескали?..)
За окнами - постылое: пустырь,
Да ночь насмешливые звёзды скалит…

1929

Звезда

Когда настанет мой черёд,
И кровь зелёная замрёт,
И затуманятся лучи -
Я прочеркну себя в ночи.

Спугнув молчанье сонных стран,
Я кану в жадный океан.
Он брызнет в небо и опять
Сомкнется, новой жертвы ждать.

О звёздах память коротка:
Лишь чья-то крестится рука,
Да в небе след крутой дуги,
Да на воде дрожат круги.

А я, крутясь, прильну ко дну,
Соленой смерти отхлебну.

Но есть исход ещё другой:
Не хватит сил лететь дугой,
Сорвусь и - оземь. В пышный снег.
И там раздавит человек.

Он не услышит тонкий стон,
Как песнь мою не слышал он.
Я кровь последнюю плесну
И, почерневшая, усну.

И не услышу ни толчков,
Ни человечьих страшных слов.
(А утром скажут про меня:
- Откуда эта головня?)

Но может быть ещё одно
(О, если б это суждено):
Дрожать, сиять и петь всегда
Тебя, тебя, моя звезда!

29 ноября 1927

Встреча

«Смерть…» - рассыпающийся звук.
Иль дроби молоточка вроде?
Не всё ль равно: смешно. И вдруг
Лицом к лицу на повороте.
Но только вздрогнула слегка.
Но только откачнула тело…
«Я думала, ты далека.
Тебя я встретить не хотела.
Твою поспешность извиня,
Я ухожу. - Следят за нами…»
Она смотрела на меня
Совсем прозрачными глазами.
Переливали тихий свет
Две голубеющие раны…
«Мне только восемнадцать лет.
Послушай! Это слишком рано.
Приди потом. Лишь горсть себя
В твои века позволь забросить.
Ты видишь: горький след скрепя,
Поэт не требует, а просит».
И я ждала, что вспыхнет в ней
Ещё не виданное благо.
Печальнее и холодней
Сквозила голубая влага.
И кто-то ей ещё сказал:
«Пусти меня. Другое имя -
Девятый вал, десятый вал -
С глазами справится твоими.
Их захлестнёт, затопит их…»
Но этот голос дрогнул странно
И, коченеющий, затих,
И повалился бездыханный…
Она прошла. Ушла совсем.
Лишь холодком в лицо пахнуло.
Рванулась я навстречу всем,
Со всеми вместе повернула.
И снова день скользит за днём.
И снова я скольжу за днями.
Мы никогда не отдохнём,
Пока не поскользнёмся к яме.
Я уважаю смерть и чту
Её бессмертные владенья.
Но я забыла встречу ту
С прозрачной голубою тенью.
А люди от меня бегут…
Бегущим от меня не верьте,
Что у меня в глазах, вот тут,
Запечатлелся облик смерти.
И что мой голос обожгло
Её дыханье ледяное…
Я знаю, людям тяжело,
Им тяжело дышать со мною…
И мне как будто бы опять…
Мне тоже начало казаться…
…Немного страшно засыпать
И очень страшно… просыпаться.

27 января 1927