Домой Вниз Поиск по сайту

София Парнок

ПАРНОК (настоящая фамилия Парнох) София Яковлевна [30 июля (11 августа) 1885, Таганрог - 26 августа 1933, Москва; похоронена на Введенском кладбище], русская поэтесса.

София Парнок. Sophia Parnok

Любовная лирика отмечена строгостью формы и мастерским владением слова. Сборники стихов: «Стихотворения» (1916), «Розы Пиерии» (1922), «Лоза» (1923), «Музыка» (1926), «Вполголоса» (1928).

Подробнее

Фотогалерея (18)

СТИХИ (20):

Вверх Вниз

***

«Будем счастливы во что бы то ни стало…»
Да, мой друг, мне счастье стало в жизнь!
Вот уже смертельная усталость
И глаза, и душу мне смежит.

Вот уж, не бунтуя, не противясь,
Слышу я, как сердце бьёт отбой.
Я слабею, и слабеет привязь,
Крепко нас вязавшая с тобой.

Вот уж ветер вольно веет выше, выше,
Всё в цвету, и тихо всё вокруг, -
До свиданья, друг мой! Ты не слышишь?
Я с тобой прощаюсь, дальний друг.

31 июля 1933, Карийское


***

Ты помнишь коридорчик узенький
В кустах смородинных?..
С тех пор мечте ты стала музыкой,
Чудесной родиной.

Ты жизнию и смертью стала мне -
Такая хрупкая -
И ты истаяла, усталая,
Моя голубка!..

Прости, что я, как гость непрошеный,
Тебя не радую,
Что я сама под страстной ношею
Под этой падаю.

О, эта грусть неутолимая!
Ей нету имени…
Прости, что я люблю, любимая,
Прости, прости меня!

5 февраля 1933


***

Тоскую, как тоскуют звери,
Тоскует каждый позвонок,
И сердце - как звонок у двери,
И кто-то дёрнул за звонок.

Дрожи, пустая дребезжалка,
Звони тревогу, дребезжи…
Пора на свалку! И не жалко
При жизни бросить эту жизнь…

Прощай и ты, Седая Муза,
Огонь моих прощальных дней,
Была ты музыкою музык
Душе измученной моей!

Уж не склоняюсь к изголовью,
Твоих я вздохов не ловлю,
И страшно молвить: ни любовью,
Ни ненавистью не люблю!

26 января 1933


***

Без оговорок, без условий
Принять свой жребий до конца,
Не обрывать на полуслове
Самодовольного лжеца.

И самому играть во что-то -
В борьбу, в любовь - во что горазд,
Покуда к играм есть охота,
Покуда ты ещё зубаст.

Покуда правит миром шалый,
Какой-то озорной азарт,
И смерть навеки не смешала
Твоих безвыигрышных карт.

Нет! К чёрту! Я сыта по горло
Игрой - Демьяновой ухой.
Мозоли в сердце я натёрла
И засорила дух трухой, -

Вот что оставила на память
Мне жизнь - упрямая игра, -
Но я смогу переупрямить
Её, проклятую!.. Пора!

2 ноября 1932


***

Сквозь всё, что я делаю, думаю, помню,
Сквозь все голоса вкруг меня и во мне,
Как миг тишины, что всех шумов огромней,
Как призвук, как привкус, как проблеск во тьме,
Как звёздами движущее дуновенье, -
Вот так ворвалась ты в моё бытиё,
О, радость моя! О, моё вдохновенье!
О, горькое-горькое горе моё!

Июнь 1932


***

Измучен, до смерти замотан,
Но весь - огонь, но весь - стихи, -
И вот у ног твоих он, вот он,
Косматый выкормыш стихий!

Его как голубка голубишь,
Подёргиваешь за вихор,
И чудится тебе: ты любишь,
Как не любила до сих пор.

Как взгляд твой пристален и долог!
Но ты глазам своим не верь,
И помни: ни один зоолог
Не знает, что это за зверь.

Май 1932


***

Мне кажется, нам было бы с тобой
Так нежно, так остро, так нестерпимо.
Не оттого ль в строптивости тупой,
Не откликаясь, ты проходишь мимо?

И лучше так! Пускай же хлынет мгла,
И ночь разверзнется ещё бездонней, -
А то я умереть бы не могла:
Я жизнь пила бы из твоих ладоней!

Какие б сны нам снились наяву,
Какою музыкой бы нас качало -
Как лодочку качает у причала!..
Но полно. Проходи. Я не зову.

Март 1932


***

Моя любовь! Мой демон шалый!
Ты так костлява, что, пожалуй,
Позавтракав тобой в обед,
Сломал бы зубы людоед.

Но я не той породы грубой
(К тому ж я несколько беззуба),
А потому, не теребя,
Губами буду есть тебя!

Март 1932


***

Жить, даже от себя тая,
Что я измучена, что я
Тобой, как музыкой, томима!
Жить невпопад и как-то мимо,
Но сгоряча, во весь опор,
Наперерез, наперекор, -

И так, на всём ходу, с разбегу
Сорваться прямо в смерть, как в негу!..

24 марта 1932


***

Бог весть, из чего вы сотканы,
Вам этот век под стать.
Воители!.. А всё-таки,
А всё-таки будут отроки,
Как встарь, при луне мечтать.

И вздрагивать от музыки, -
От знойных наплывов тьмы,
И тайно водиться с музами,
И бредить, как бредили мы.

Для них-то, для этих правнуков, -
Для тех, с кем не свижусь я,
Вот эта моя бесправная,
Бесприютная песня моя.

19 ноября 1931


***

Гони стихи ночные прочь,
Не надо недоносков духа:
Ведь их воспринимает ночь,
А ночь - плохая повитуха.

Безумец! Если ты и впрямь
Высокого возжаждал пенья,
Превозмоги, переупрямь
Своё минутное кипенье.

Пойми: ночная трескотня
Не станет музыкой, покуда
По строкам не пройдёт остуда
Всеобнажающего дня.

3 ноября 1931


***

И вправду, угадать хитро,
Кто твой читатель в мире целом:
Ведь пущенное в даль ядро
Не знает своего прицела.

Ну что же, - в темень, в пустоту.
- А проще: в стол, в заветный ящик -
Лети, мой стих животворящий,
Кем я дышу и в ком расту!

На полпути нам путь пресек
Жестокий век. Но мы не ропщем, -
Пусть так! А всё-таки, а в общем
Прекрасен этот страшный век!

И пусть ему не до стихов,
И пусть не до имён и отчеств,
Не до отдельных одиночеств, -
Он месит месиво веков!

29 октября 1931


***

В синеватой толще льда
Люди прорубили прорубь:
Рыбам и рыбёшкам - продух,
Водочерпиям - вода,
Выход - путнице усталой,
Если напоследок стало
С жизнью ей не по пути, -
Если некуда идти!

26 октября 1931


***

В крови и в рифмах недостача.
Уж мы не фыркаем, не скачем,
Не ржём и глазом не косим, -
Мы примирились с миром сим.

С годами стали мы послушней.
Мы грезим о тепле конюшни,
И, позабыв безумства все,
Мы только помним об овсе…

Плетись, плетись, мой мирный мерин!
Твой шаг тяжёл, твой шаг размерен,
И огнь в глазах твоих погас,
Отяжелелый мой Пегас!

6 октября 1931


Песня

От больших обид - душу знобит,
От большой тоски - песню пою.
Всякая сосна - бору своему шумит,
Ну а я кому - весть подаю?

Знаю - не тебе, молодая поросль:
Порознь взошли, да и жить нам порознь.
Сверстники мои! Други! Перестарочки!
И шумели б мы, и молчали б рядышком.
Сколько же вас тут на корню повалено!
Широко вокруг пролегла прогалина.

От больших обид - душу знобит,
От большой тоски - песню пою.
Всякая сосна - бору своему шумит,
Ну а я кому - весть подаю?

11 апреля 1929


***

Высокая волна тебя несёт.
Как будто и не спишь - а снится…
И всё - хрустальное, и хрупкое… И всё
Слегка струится.

О как высок над головой зенит!
Как в дни блаженные, дни райские, дни оны.
И воздух так прозрачен, что звенит
Стеклянным звоном.

И в эти светы, отсветы, свеченья,
И в эти звоны звуковых течений
Ты проплываешь, обворожена,
Сама уже - и свет - и звук - и тишина.

Март 1929


***

Трудно, трудно, брат, трёхмерной тенью
В тесноте влачить свою судьбу!
На Канатчиковой - переуплотненье,
И на кладбище уж не в гробу,
Не в просторных погребах-хоромах, -
В жестяной кастрюльке прах хоронят.

Мир совсем не так уже обширен.
Поубавился и вширь, и ввысь…
Хочешь умереть? - Ступай за ширму
И тихонько там развоплотись.
Скромно, никого не беспокоя,
Без истерик, - время не такое!

А умрёшь - вокруг неукротимо
Вновь «младая будет жизнь играть»:
День и ночь шуметь охрипший примус,
Пьяный мать, рыгая, поминать…
Так-то! Был сосед за ширмой, был да выбыл.
Не убили - и за то спасибо!

Февраль 1929


Канатчикова дача - так назывался московский дом для душевнобольных.

«младая будет жизнь играть» - цитата из стихотворения Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных…».

В форточку

Коленями - на жёсткий подоконник,
И в форточку - раскрытый, рыбий рот!
Вздохнуть… вздохнуть…
Так тянет кислород,
Из серого мешка, ещё живой покойник,
И сердце в нём стучит: пора, пора!
И небо давит землю грузным сводом,
И ночь белесоватая сера,
Как серая подушка с кислородом…

Но я не умираю. Я ещё
Упорствую. Я думаю. И снова
Над жизнию моею горячо
Колдует требовательное слово.
И, высунувши в форточку лицо,
Я вверх гляжу - на звёздное убранство,
На рыжее вокруг луны кольцо -
И говорю - так, никому, в пространство:

- Как в бане испаренья грязных тел,
Над миром испаренья тёмных мыслей,
Гниющих тайн, непоправимых дел
Такой проклятой духотой нависли,
Что, даже настежь распахнув окно,
Дышать душе отчаявшейся - нечем!..
Не странно ли? Мы все болезни лечим:
Саркому, и склероз, и старость… Но
На свете нет ещё таких лечебниц,
Где лечатся от стрептококков зла…

Вот так бы, на коленях, поползла
По выбоинам мостовой, по щебню
Глухих дорог. - Куда? Бог весть, куда! -
В какой-нибудь дремучий скит забытый,
Чтобы молить прощенья и защиты -
И выплакать, и вымолить… Когда б
Я знала, где они, - заступники, Зосимы,
И не угас ли свет неугасимый?..

Светает. В сумраке оголены
И так задумчивы дома. И скупо
Над крышами поблёскивает купол
И крест Неопалимой Купины…

А где-нибудь на западе, в Париже,
В Турине, Гамбурге - не всё ль равно? -
Вот так же высунувшись в душное окно,
Дыша такой же ядовитой жижей
И силясь из последних сил вздохнуть, -
Стоит, и думает, и плачет кто-нибудь -
Не белый, и не красный, и не чёрный,
Не гражданин, а просто человек,
Как я, быть может, слишком непроворно
И грустно доживающий свой век.

Февраль 1928


***

Прекрасная пора была!
Мне шёл двадцатый год.
Алмазною параболой
взвивался водомёт.

Пушок валился с тополя,
и с самого утра
вокруг фонтана топала
в аллее детвора,

и мир был необъятнее,
и небо голубей,
и в небо голубятники
пускали голубей…

И жизнь не больше весила,
чем тополевый пух, -
и страшно так и весело
захватывало дух!

4 октября 1927


***

Е. Я. Тараховской
Мне снилось: я бреду впотьмах,
и к тьме глаза мои привыкли.
И вдруг - огонь. Духан в горах.
Гортанный говор. Пьяный выкрик.

Вхожу. Сажусь. И ни один
не обернулся из соседей.
Из бурдюка старик-лезгин
вино неторопливо цедит.

Он на меня наводит взор
(Зрачок его кошачий сужен).
Я говорю ему в упор:
«Хозяин! Что у вас на ужин?»

Мой голос переходит в крик,
но, видно, он совсем не слышен:
и бровью не повел старик, -
зевнул в ответ, и за дверь вышел.

И страшно мне. И не пойму:
а те, что тут, со мною, возле,
те - молодые - почему
не слышали мой громкий возглас?

И почему на ту скамью,
где я сижу, как на пустую,
никто не смотрит?.. Я встаю,
машу руками, протестую -

И тотчас думаю: «Ну что ж!
Итак, я невидимкой стала?
Куда теперь такой пойдёшь?» -
И подхожу к окну устало…

В горах, перед началом дня,
такая тишина святая!
И пьяный смотрит сквозь меня
в окно - и говорит: «Светает…»

12 мая 1927


Вверх Вниз

Биография

София Парнок (по рождению София Яковлевна Парнох) - русский поэт эпохи Серебряного века и советского времени, литературный критик (печаталась под псевдонимом Андрей Полянин), переводчик и либреттист.

Начав литературную деятельность в 1906 году, С. Парнок до конца своих дней сохранила своеобразие поэтического стиля. Она первая в русской поэзии воспевала сафическую любовь. Её лирическая героиня - женщина, свободно и откровенно выражающая свои чувства, живущая миром собственной души. Её стихи передают ход раздумий на протяжении всей жизни, историю её любви и духовного роста.

Творчество русской «Сафо с улицы Тверская-Ямская» не вписывалось ни в эстетические нормы дореволюционной литературы, ни в рамки коммунистической морали. И несмотря на то, что её вклад в русскую поэзию ХХ века был поистине единственным в своём роде, её имя долгое время было неизвестно широкой публике и практически всеми забыто. И до настоящего времени наиболее известным фактом её биографии остаются её отношения с Мариной Цветаевой в 1914-16 гг.

При жизни опубликовано пять сборников: «Стихотворения» (1916), «Розы Пиерии» (1922), «Лоза» (1923), «Музыка» (1926), «Вполголоса» (1928) и значительное количество критических статей. Опера А. А. Спендиарова на либретто С. Парнок «Алмаст» впервые поставлена в Большом театре в 1930 г. и имела большой успех.


ПАРНОК, София Яковлевна [30.VII(11.VIII).1885, Таганрог, - 26.VIII.1933, Москва] - русская советская поэтесса, переводчица. Печататься начала в 1906. В 1916 опубликовала книгу «Стихотворения». Примыкала (вместе с В. Ходасевичем, К. Липскеровым, Г. Шенгели, Л. Гроссманом) к группе «Лирический круг», тяготевшей к классицизму, утверждавшей ясность и гармоничность поэзии. В лирике Парнок большое место занимают образы античной мифологии, библии, темы искусства, любви, смерти, мотивы одиночества и потерянности. Автор сборника антологических стихов «Розы Пиэрии» (1922), сборников «Лоза» (1923), «Музыка» (1926) и «Вполголоса» (1928). Экспрессивно окрашенные стихи Парнок носят черты торжественно-витийственного стиля. Выступала как критик (псевдоним Андрей Полянин) и переводчик Ш. Бодлера, Р. Роллана, М. Пруста, Ж. Жироду, А. Барбюса, Ж. Ренара и др.

Лит.: Баркова А., «Розы Пиэрии». [Рец.], «Печать и революция», 1923, № 3; Брюсов В., Среди стихов, «Печать и революция», 1923, № 4; Владиславлев И. В., Лит-ра великого десятилетия (1917-1927), т. 1, М. - Л., 1928.

С. Л. Залин

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 5. - М.: Советская энциклопедия, 1968


ПАРНОК Софья Яковлевна [1885-1933] - русская буржуазная поэтесса. Печататься начала с 1906. В 1916 вышел первый сборник - «Стихотворения». В пореволюционных стихах Парнок новая действительность встречена ею враждебно. Парнок культивировала в своих стихах наследие буржуазных поэтических школ - от классического холода «Парнасизма» («Розы Пиэрии», 1922) до мистической экзальтации символистов («Вполголоса», 1928; «Музыка», 1926). Чувство морального одиночества, бесприютности, индивидуализма («Мне одной предназначенный путь»), «упоение тоской», ощущение гибели - характеризуют поэзию Парнок. Её образные средства и словарь бедны, отличаются постоянством повторения символов и атрибутов христианского культа. Парнок известна как переводчица. Ею переведены произведения А. Барбюса, Ж. Жолинона, Ж. Жироду, Ж. Жиона, М. Пруста и других современных французских писателей.

Библиография: I. Кроме упомянутого в тексте: Лоза, Стихи, [1922], изд. «Шиповник», М., 1923; Музыка, Стихи, изд. «Узел», М., 1926.

III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917-1927), т. I, Гиз, М. - Л., 1928.

Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939

Админ Вверх
МЕНЮ САЙТА