Домой Вниз Поиск по сайту

Иван Никитин

НИКИТИН Иван Саввич [21 сентября (3 октября) 1824, Воронеж - 16 (28) октября 1861, Воронеж], русский поэт.

Иван Никитин. Фотография Деньера. Ivan Nikitin

Рассказы в стихах о горькой доле бедняков; гражданская и пейзажная лирика («Русь», «Утро»). Поэмы («Кулак», 3-я редакция, 1858). Прозаический «Дневник семинариста» (1860).

Подробнее

Фотогалерея (2)

Статьи (2) об И. Никитине

[Приглашаю посмотреть моё стихотворение, появившееся в связи с судьбой Никитина и других воронежских поэтов: «Эх, Воронеж, Воронеж!»]

ПОЭМА (1):

СТИХИ (40):

Вверх Вниз

***

Вырыта заступом яма глубокая.
Жизнь невесёлая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,
Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, -
Горько она, моя бедная, шла
И, как степной огонёк, замерла.

Что же? усни, моя доля суровая!
Крепко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землёю придавится,
Только одним человеком убавится…
Убыль его никому не больна,
Память о нём никому не нужна!..

Вот она - слышится песнь беззаботная,
Гостья погоста, певунья залётная,
В воздухе синем на воле купается;
Звонкая песнь серебром рассыпается…
Тише!.. О жизни покончен вопрос.
Больше не нужно ни песен, ни слёз!

Декабрь 1860


Положено на музыку 15-ю композиторами (Богуславский, Дмитриев, Колачевский, Мандельштам и др.).

***

И дождь и ветер. Ночь темна.
В уснувшем доме тишина.
Никто мне думать не мешает.
Сижу один в моём угле.
При свечке весело играет
Полоска света на окне.

Я рад осенней непогоде:
Мне шум толпы невыносим.
Я, как дикарь, привык к свободе,
Привык к стенам моим родным.
Здесь всё мне дорого и мило,
Хоть радости здесь мало было…

Святая ночь! Теперь я чужд
Дневных тревог, насущных нужд.
Они забыты. Жизни полны,
Виденья светлые встают,
Из глубины души, как волны,
Слова послушные текут.

И грустно мне мой труд отрадный,
Когда в окно рассвет блеснёт,
Менять на холод беспощадный,
На бремя мелочных забот…
И снова жажду я досуга
И тёмной ночи жду, как друга.

1859


Песня бобыля

Ни кола, ни двора,
Зипун - весь пожиток…
Эх, живи - не тужи,
Умрёшь - не убыток!

Богачу-дураку
И с казной не спится;
Бобыль гол как сокол,
Поёт-веселится.

Он идёт да поёт,
Ветер подпевает;
Сторонись, богачи!
Беднота гуляет!

Рожь стоит по бокам,
Отдаёт поклоны…
Эх, присвистни, бобыль!
Слушай, лес зелёный!

Уж ты плачь ли, не плачь -
Слёз никто не видит,
Оробей, загорюй -
Курица обидит.

Уж ты сыт ли, не сыт, -
В печаль не вдавайся;
Причешись, распахнись,
Шути-улыбайся!

Поживём да умрём, -
Будет голь пригрета…
Разумей, кто умён, -
Песенка допета!

1858


***

Опять знакомые виденья!
Опять, под детский смех и шум,
Прожитый день припомнил ум,
Проснулось чувство отвращенья!
О боже правый! Вот она,
И лжи и подлостей страница, -
На каждой букве кровь видна…
Какой позор! Вот эти лица
Ханжей, предателей, льстецов,
Низкопоклонников, рабов,
Рабов расчёта и разврата,
Рабов бездушных, ледяных,
Рабов, продать готовых брата,
И друга, и детей родных,
Рабов безделья, скуки праздной,
Страстишек мелких и забот…
И ты, в своей одежде грязной,
Наш бедный труженик-народ,
Несущий крест свой терпеливо,
Ты, за кого красноречиво
Ведём мы спор, добро любя,
Пора ль на свет вести тебя, -
И ты мне вспомнился… Угрюмо,
В печальной доле хлебу рад,
Ты мимо каменных палат
Идёшь на труд с пустою думой,
Полуодет, полуобут,
Нуждой безжалостной согнут…
Неужто, молодое племя,
В тебе воскреснет наше время,
Разврат души, разврат ума,
И лень, и мелочность, и тьма?
Нам нет из пропасти исхода…
Влачась и в прахе и в пыли,
О, если б мы сказать могли:
«Вам, дети, счастье и свобода,
Широкий путь, разумный труд…»
Увы! неведом божий суд!

1858


***

Мне, видно, нет другой дороги -
Одна лежит… иди вперёд,
Тащись, покуда служат ноги,
А впереди - что бог пошлёт.

Всё грязь да грязь… Господь помилуй!
Устанешь, дух переведёшь,
Опять вперёд! Хоть не под силу,
Хоть плакать впору, - всё идёшь!

Нужда, печаль, тоска и скука,
Нет воли сердцу и уму…
Из-за чего вся эта мука -
Известно богу одному.

Уж пусть бы радость пропадала
Для блага хоть чьего-нибудь,
Была бы цель - душа б молчала,
Имел бы смысл тяжёлый путь;

Так нет! Какой-то враг незримый
Из жизни пытку создаёт
И, как палач неумолимый,
Над жертвой хохот издаёт…

1858


***

Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелёк.
Потчует старых и малых вином:
«Пей-пропивай! Поживём - наживём!..»
Морщатся девки, до донышка пьют,
Шумят, и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.

Синее небо, и сумрак, и тишь.
Смотрится в воду зелёный камыш.
Полосы света по речке лежат.
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна,
По лугу льётся, по чаще лесной…
Там услыхал её сторож седой;
Белый как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнется, сторож молчит.

К девке стыдливой купец пристаёт,
Обнял, целует и руки ей жмёт.
Рвётся красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг,
Смотрят подруги - их зависть берёт,
Вот, мол, упрямице счастье идёт.
Девкин отец своё дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он, и рваная шапка на нём,
Глазом мигнул - и пропал за углом.
Девкина мать расторопна-смела,
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
«Полно, касатик, отстань - не балуй!
Девки моей не позорь, не целуй!»
Ухарь-купец позвенел серебром:
«Нет, так не надо… другую найдём!..»
Вырвалась девка, хотела бежать,
Мать ей велела на месте стоять.

Звёздная ночь и ясна и тепла.
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывёт,
Тёмную зелень огнём обдаёт.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик,
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится богу старуха жена,
Плакать бы надо - не плачет она.
Дочь их красавица поздно пришла,
Девичью совесть вином залила.
Что тут за диво! и замуж пойдёт…
То-то, чай, деток на путь наведёт!
Кем ты, люд бедный, на свет порождён?
Кем ты на гибель и срам осуждён?

1858


Поёт Ольга Воронец. Музыка: Я.Пригожий.

Звук

Пряха

Ночь и непогодь. Избушка
   Плохо топлена.
Нитки бедная старушка
   Сучит у окна.

Уж грозы ль она боится,
   Скучно ли, - сидит,
Спать ложилась, да не спится,
   Сердце всё щемит.

И трещит, трещит лучина,
   Свет на пряху льёт.
Прожитая грусть-кручина
   За сердце берёт.

Бедность, бедность! Муж, бывало,
   Хоть подчас и пил, -
Всё жилось с ним горя мало:
   Всё жену кормил.

Вот под старость, как уж зренье
   Потерял навек,
Потерял он и терпенье -
   Грешный человек!

За сохой ходить - не видит,
   Побираться - стыд,
Тут безвинно кто обидит -
   Он молчит, молчит,

Плюнет, срамными словами
   Долю проклянёт
И зальётся вдруг слезами,
   Как дитя, ревёт…

Так и умер. Бог помилуй -
   Вот мороз-то был!
Бились, бились! Сын могилу
   Топором рубил!..

Паренёк тогда был молод,
   Вырос, возмужал, -
Что за сила! В зной и холод
   Устали не знал!

Поведёт ли речь, бывало, -
   Что старик ведёт;
Запоёт при зорьке алой -
   Слушать, дух замрёт…

Человек ли утопает,
   Иль изба горит,
Что б ни делал - всё бросает,
   Помогать бежит.

И веселье и здоровье
   Дал ему господь:
Будь хоть камень изголовье,
   Лёг он - и заснёт…

Справить думал он избушку,
   В бурлаки пошёл;
Нет! Беречь ему старушку
   Бог уж не привёл!

Приустал под лямкой в стужу,
   До костей промок,
Платье - ветошь, грудь наружу,
   Заболел и слёг.

Умер, бедный! Мать узнала -
   Слёз что пролила!
Ум и память потеряла,
   Грудь надорвала!

И трещит, трещит лучина;
   Нитке нет конца;
Мучит пряху грусть-кручина;
   Нет на ней лица.

Плач да стон она всё слышит
   И, припав к стеклу,
На морозный иней дышит;
   Смотрит: по селу

Кто-то в белом пробегает,
   С белой головой,
Горстью звёзды рассыпает
   В улице пустой;

Звёзды искрятся… А вьюга
   В ворота стучит…
И старушка от испуга
   Чуть жива сидит.

1857 или 1858


Дедушка

Лысый, с белой бородою,
   Дедушка сидит.
Чашка с хлебом и водою
   Перед ним стоит.

Бел как лунь, на лбу морщины,
   С испитым лицом.
Много видел он кручины
   На веку своём.

Всё прошло; пропала сила,
   Притупился взгляд;
Смерть в могилу уложила
   Деток и внучат.

С ним в избушке закоптелой
   Кот один живёт.
Стар и он, и спит день целый,
   С печки не спрыгнёт.

Старику немного надо:
   Лапти сплесть да сбыть -
Вот и сыт. Его отрада -
   В божий храм ходить.

К стенке, около порога,
   Станет там, кряхтя,
И за скорби славит бога,
   Божее дитя.

Рад он жить, не прочь в могилу -
   В тёмный уголок.
Где ты черпал эту силу,
   Бедный мужичок?

1857 или 1858


Ночлег в деревне

Душный воздух, дым лучины,
   Под ногами сор,
Сор на лавках, паутины
   По углам узор;
Закоптелые палати,
   Чёрствый хлеб, вода,
Кашель пряхи, плач дитяти…
   О, нужда, нужда!
Мыкать горе, век трудиться,
   Нищим умереть…
Вот где нужно бы учиться
   Верить и терпеть!

1857 или 1858


Деревенский бедняк

Мужичка-бедняка
Господь бог наградил:
Душу тёплую дал
И умом наделил.

Да злодейка нужда,
И глупа и сильна,
Закидала его
Сором, грязью она.

Едким дымом в избе,
И курной и сырой,
Выедает глаза,
Душит зимней порой.

То работа невмочь,
То расправа и суд
Молодца-силача
В три погибели гнут.

Присмирел он, притих,
Речи скупо ведёт,
Исподлобья глядит,
Силу в землю кладёт.

Захирей его конь -
Бедный чёрт виноват,
Плаксу бабу бранит
И голодных ребят.

Пропадай, дескать, всё!..
На печь ляжет ничком, -
Вихорь крышу развей,
С горя всё нипочём!

А как крикнут «Пожар!» -
Не зови и не тронь:
За чужое добро
Рад и в дым и в огонь.

Коли хмель в голове -
Загуляет душа:
Тут и горе прошло,
Тут и жизнь хороша.

На дворе под дождём
Он зипун распахнёт,
Про леса и про степь
Да про Волгу поёт.

Проспался, где упал, -
И притих он опять:
Перед всеми готов
Шапку рваную снять.

Схватит немочь - молчит,
Только зубы сожмёт;
Скажут: смерть подошла -
Он рукою махнёт.

1857


Музыка Н.Соколова

Нищий

И вечерней и ранней порою
Много старцев, и вдов, и сирот
Под окошками ходит с сумою,
Христа ради на помощь зовёт.

Надевает ли сумку неволя,
Неохота ли взяться за труд, -
Тяжела и горька твоя доля,
Бесприютный, оборванный люд!

Не откажут тебе в подаянье,
Не умрёшь ты без крова зимой, -
Жаль разумное божье созданье,
Человека в грязи и с сумой!

Но беднее и хуже есть нищий:
Не пойдёт он просить под окном,
Целый век, из одежды да пищи,
Он работает ночью и днём,

Спит в лачужке, на грязной соломе,
Богатырь в безысходной беде,
Крепче камня в несносной истоме,
Крепче меди в кровавой нужде.

По смерть зёрна он в землю бросает,
По смерть жнёт, а нужда продаёт;
О нём облако слёзы роняет,
Про тоску его буря поёт.

1857


Музыка Н. Соколова.

***

Медленно движется время, -
Веруй, надейся и жди…
Зрей, наше юное племя!
Путь твой широк впереди.
Молнии нас осветили,
Мы на распутье стоим…
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

Сеялось семя веками, -
Корни в земле глубоко;
Срубишь леса топорами, -
Зло вырывать нелегко:
Нам его в детстве привили,
Деды сроднилися с ним…
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

Стыд, кто бессмысленно тужит,
Листья зашепчут - он нем!
Слава, кто истине служит,
Истине жертвует всем!
Поздно глаза мы открыли,
Дружно на труд поспешим…
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

Рыхлая почва готова,
Сейте, покуда весна:
Доброго дела и слова
Не пропадут семена.
Где мы и как их добыли -
Внукам отчёт отдадим…
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

14 сентября 1857


Положено на музыку Черепниным.

***

Помню я: бывало, няня,
Долго сидя за чулком,
Молвит: «Баловень ты, Ваня,
Всё дурачишься с котом.
Встань, подай мою шубейку;
Что-то холодно, дрожу…
Да присядь вот на скамейку,
Сказку длинную скажу».
И старушка с расстановкой
До полночи говорит.
С приподнятою головкой
Я сижу. Свеча горит.
Петухи давно пропели.
Поздно. Тянется ко сну…
Где-то дрожки прогремели…
И под говор я засну.
Сон покоен. Утром встанешь -
Прямо в садик… Рай земной!
Песни, говор… А как глянешь
На росинки - сам не свой!
Чуть сорока защекочет -
Понимаешь, хоть молчишь,
Упрекнуть она, мол, хочет,
«Здравствуй, Ваня! Долго спишь!»
А теперь ночной порою
На груди гора лежит:
День прожитый пред тобою
Страшным призраком стоит.
Видишь зла и грязи море,
Племя жалкое невежд,
Униженье, голод, горе,
Клочья нищенских одежд.
Пот на пашнях за сохами,
Пот в лесу за топором,
Пот на гумнах за цепами,
На дворе и за двором.
Видишь горькие потери,
Слёзы падшей красоты
И затворенные двери
Для убитой нищеты…
И с тоскою ждёшь рассвета,
Давит голову свинец.
О, когда же горечь эта
Вся исчезнет наконец!

27 апреля 1856


Поэту

Нет, ты фигляр, а не певец,
Когда за личные страданья
Ждёшь от толпы рукоплесканья,
Как милостыни ждёт слепец;

Когда личиной скорби ложной
Ты привлекаешь чуждый взгляд
С бесстыдством женщины ничтожной,
Доставшей платье напрокат.

Нет, ты презрения достоин
За то, что дерзостный порок
Ты не казнил как чести воин,
Глашатай правды и пророк!

Ты пренебрёг свой путь свободный,
К добру любовию согрет,
Не так бы плакал всенародно
От скорби истинный поэт!

Ты позабыл, что увядает
Наш ум в бездействии пустом,
Что истина в наш век страдает,
Порок увенчан торжеством;

Что мы, как дети, не развили
В себе возвышенных идей
И что позором заклеймили
Себя, как граждан и людей,

Что нет в нас сил для возрожденья,
Что мы бесчувственно влачим
Оковы зла и униженья
И разорвать их не хотим…

Об этом плачь в тиши глубокой,
Тогда народ тебя поймёт
И, может быть, к мечте высокой
Его укор твой приведёт.

1850, январь 1855


Встреча зимы

Поутру вчера дождь
В стёкла окон стучал,
Над землёю туман
Облаками вставал.
Веял холод в лицо
От угрюмых небес,
И, Бог знает о чём,
Плакал сумрачный лес.
В полдень дождь перестал,
И, что белый пушок,
На осеннюю грязь
Начал падать снежок.
Ночь прошла. Рассвело.
Нет нигде облачка.
Воздух лёгок и чист,
И замёрзла река.
На дворах и домах
Снег лежит полотном
И от солнца блестит
Разноцветным огнём.
На безлюдный простор
Побелевших полей
Смотрит весело лес
Из-под чёрных кудрей,
Словно рад он чему, -
И на ветках берёз,
Как алмазы, горят
Капли сдержанных слёз.
Здравствуй, гостья-зима!
Просим милости к нам
Песни севера петь
По лесам и степям.
Есть раздолье у нас, -
Где угодно гуляй;
Строй мосты по рекам
И ковры расстилай.
Нам не стать привыкать, -
Пусть мороз твой трещит:
Наша русская кровь
На морозе горит!
Искони уж таков
Православный народ:
Летом, смотришь, жара -
В полушубке идёт;
Жгучий холод пахнул -
Всё равно для него:
По колени в снегу,
Говорит: «Ничего!»
В чистом поле метель
И крутит, и мутит, -
Наш степной мужичок
Едет в санках, кряхтит:
«Ну, соколики, ну!
Выносите, дружки!»
Сам сидит и поёт:
«Не белы-то снежки!..»
Да и нам ли подчас
Смерть не встретить шутя,
Если к бурям у нас
Привыкает дитя?
Когда мать в колыбель
На ночь сына кладёт,
Под окном для него
Песни вьюга поёт.
И разгул непогод
С ранних лет ему люб,
И растёт богатырь,
Что под бурями дуб.
Рассыпай же, зима,
До весны золотой
Серебро по полям
Нашей Руси святой!
И случится ли, к нам
Гость незваный придёт
И за наше добро
С нами спор заведёт -
Уж прими ты его
На сторонке чужой,
Хмельный пир приготовь,
Гостю песню пропой;
Для постели ему
Белый пух припаси
И метелью засыпь
Его след на Руси!

20 ноября 1854


Положено на музыку рядом композиторов, в том числе Н.Римским-Корсаковым и Р.Глиэром.

Утро

Звёзды меркнут и гаснут. В огне облака.
    Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
    От зари алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш.
                      Тишь - безлюдье вокруг.
    Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом -
                       на лицо тебе вдруг
    С листьев брызнет роса серебристая.
Потянул ветерок, воду морщит-рябит.
    Пронеслись утки с шумом и скрылися.
Далеко-далеко колокольчик звенит.
    Рыбаки в шалаше пробудилися,
Сняли сети с шестов,
                     вёсла к лодкам несут…
    А восток всё горит, разгорается.
Птички солнышка ждут, птички песни поют,
    И стоит себе лес, улыбается.
Вот и солнце встаёт, из-за пашен блестит.
    За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит
    Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет - песню поёт,
    По плечу молодцу всё тяжёлое…
Не боли ты, душа! Отдохни от забот!
    Здравствуй, солнце да утро весёлое!

16 ноября 1854, январь 1855


Положено на музыку В.Калинниковым и В.Корсунским.

Бурлак

Эх, приятель, и ты, видно, горе видал,
Коли плачешь от песни веселой!
Нет, послушай-ка ты, что вот я испытал,
Так узнаешь о жизни тяжёлой!
Девятнадцати лет, после смерти отца,
Я остался один сиротою;
Дочь соседа любила меня, молодца,
Я женился и зажил с женою!
Словно счастье на двор
                       мне она принесла, -
Дай бог царство небесное бедной! -
Уж такая-то, братец, хозяйка была,
Дорожила полушкою медной!
В зимний вечер, бывало, лучину зажжёт
И прядёт себе, глаз не смыкает;
Петухи пропоют - ну, тогда отдохнёт
И приляжет; а чуть рассветает -
Уж она на ногах, поглядишь - побежит
И овцам, и коровам даст корму,
Печь истопит и снова за прялкой сидит
Или что прибирает по дому.
Летом рожь станет жать
                       иль снопы подавать
С земи на воз, - и горя ей мало.
Я, бывало, скажу:
                  «Не пора ль отдыхать?»
- «Ничего, говорит, не устала».
Иногда ей случится обновку купить
Для утехи, так скажет: «Напрасно:
Мы без этого будем друг друга любить,
Что ты тратишься, сокол мой ясный!»
Как в раю с нею жил!..
                       Да не нам, верно, знать,
Где и как нас кручина застанет!
Улеглася жена в землю навеки спать…
Вспомнишь - жизнь немила тебе станет!
Вся надежа была -
                  словно вылитый в мать,
Тёмно-русый красавец сынишка.
По складам уж псалтырь
                       было начал читать…
Думал: «Выйдет мой в люди мальчишка!»
Да не то ему бог на роду написал:
Заболел от чего-то весною, -
Я и бабок к нему, знахарей призывал,
И поил наговорной водою,
Обещался рублёвую свечку купить,
Пред иконою в церкви поставить, -
Не услышал господь…
                    И пришлось положить
Сына в гроб, на кладбище отправить…
Было горько мне, друг, в эти чёрные дни!
Опустились совсем мои руки!
Стали хлеб убирать, - в поле песни, огни,
А я сохну от горя и скуки!
Снега первого ждал:
                    я продам, мол, вот рожь,
Справлю сани, извозничать буду, -
Вдруг, беда за бедой, - на скотину падёж…
Чай, по гроб этот год не забуду!
Кой-как зиму провёл; вижу -
                            честь мне не та:
То на сходке иной посмеётся:
«Дескать, всякая вот что ни есть мелкота
Тоже в дело мирское суётся!»
То бранят за глаза: «Не с его-де умом
Жить в нужде: видишь, как он ленится;
Нет, по-нашему так: коли быть молодцом,
Не тужи, хоть и горе случится!»
Образумил меня людской смех, разговор:
Видно, бог свою помочь мне подал!
Запросилась душа на широкий простор…
Взял я паспорт; подушное отдал…
И пошёл в бурлаки. Разгуляли тоску
Волги-матушки синие волны!..
Коли отдых придёт - на крутом бережку
Разведёшь огонёк в вечер тёмный,
Из товарищей песню один заведёт,
Те подхватят, - и вмиг встрепенёшься,
С головы и до ног жар и холод пойдёт,
Слёзы сдержишь - и сам тут зальёшься!
Непогода ль случится и вдруг посетит
Мою душу забытое горе -
Есть разгул молодцу:
                     Волга с шумом бежит
И про волю поёт на просторе;
Ретивое забьётся, и вспыхнешь огнём!
Осень, холод - не надобна шуба!
Сядешь в лодку - гуляй!
                        Размахнёшься веслом,
Силой с бурей помериться любо!
И летишь по волнам,
                    только брызги кругом…
Крикнешь: «Ну, теперь божия воля!
Коли жить - будем жить,
                        умереть - так умрём!»
И в душе словно не было горя!

17 августа 1854


Жена ямщика

Жгуч мороз трескучий,
На дворе темно;
Серебристый иней
Запушил окно.
Тяжело и скучно,
Тишина в избе;
Только ветер воет
Жалобно в трубе.
И горит лучина,
Издавая треск,
На полати, стены
Разливая блеск.
Дремлет подле печки,
Прислонясь к стене,
Мальчуган курчавый
В старом зипуне.
Слабо освещает
Бледный огонёк
Детскую головку
И румянец щёк.
Тень его головки
На стене лежит;
На скамье, за прялкой,
Мать его сидит.
Ей недаром снился
Страшный сон вчера:
Вся душа изныла
С раннего утра.
Пятая неделя
Вот к концу идёт,
Муж что в воду канул -
Весточки не шлёт.
«Ну, господь помилуй,
Если с мужиком
Грех какой случился
На пути глухом!..
Дело моё бабье,
Целый век больна,
Что я буду делать
Одиной-одна!
Сын ещё ребёнок,
Скоро ль подрастёт?
Бедный!.. всё гостинца
От отца он ждёт!..»
И глядит на сына
Горемыка-мать.
«Ты бы лёг, касатик,
Перестань дремать!»
- «А зачем же, мама,
Ты сама не спишь,
И вечор всё пряла,
И теперь сидишь?»
- «Ох, мой ненаглядный,
Прясть-то нет уж сил:
Что-то так мне грустно,
Божий свет немил!»
- «Полно плакать, мама!» -
Мальчуган сказал
И к плечу родимой
Головой припал.
«Я не стану плакать;
Ляг, усни, дружок;
Я тебе соломки
Принесу снопок,
Постелю постельку,
А господь пошлёт -
Твой отец гостинец
Скоро привезёт;
Новые салазки
Сделает опять,
Будет в них сыночка
По двору катать…»
И дитя забылось.
Ночь длинна, длинна…
Мерно раздаётся
Звук веретена.
Дымная лучина
Чуть в светце горит,
Только вьюга как-то
Жалобней шумит.
Мнится, будто стонет
Кто-то у крыльца,
Словно провожают
С плачем мертвеца…
И на память пряхе
Молодость пришла,
Вот и мать-старушка,
Мнится, ожила.
Села на лежанку
И на дочь глядит:
«Сохнешь ты, родная,
Сохнешь, - говорит, -
Где тебе, голубке,
Замужем-то жить,
Труд порой рабочей
В поле выносить!
И в кого родилась
Ты с таким лицом?
Старшие-то сёстры
Кровь ведь с молоком!
И разгульны, правда,
Нечего сказать,
Да зато им - шутка
Молотить и жать.
А тебя за разум
Хвалит вся семья,
Да любить-то… любит
Только мать твоя».
Вот в сенях избушки
Кто-то застучал.
«Батюшка приехал!» -
Мальчуган сказал.
И вскочил с постели,
Щёчки ярче роз.
«Батюшка приехал,
Калачей привёз!..»
- «Вишь, мороз как крепко
Дверь-то прихватил!» -
Грубо гость знакомый
Вдруг заговорил…
И мужик плечистый
Сильно дверь рванул,
На пороге с шапки
Иней отряхнул,
Осенил три раза
Грудь свою крестом,
Почесал затылок
И сказал потом:
«Здравствуешь, соседка!
Как живёшь, мой свет?..
Экая погодка,
В поле следу нет!
Ну, не с доброй вестью
Я к тебе пришёл:
Я лошадок ваших
Из Москвы привёл».
- «А мой муж?» - спросила
Ямщика жена,
И белее снега
Сделалась она.
«Да в Москву приехав,
Вдруг он захворал,
И господь бедняге
По душу послал».
Весть, как гром, упала…
И, едва жива,
Перевесть дыханья
Не могла вдова.
Опустив ручонки,
Сын дрожал как лист…
За стеной избушки
Был и плач и свист…
«Вишь, какая притча! -
Рассуждал мужик. -
Верно, я не впору
Развязал язык.
А ведь жалко бабу,
Что и говорить!
Скоро ей придётся
По миру ходить…»
«Полно горевать-то, -
Он вдове сказал: -
Стало, неча делать,
Бог, знать, наказал!
Ну, прощай покуда.
Мне домой пора;
Лошади-то ваши
Тут вот, у двора.
Да!.. ведь эка память,
Всё стал забывать:
Вот отец сынишке
Крест велел отдать.
Сам он через силу
С шеи его снял,
В грамотке мне отдал
В руки и сказал:
«Вот благословенье
Сыну моему;
Пусть не забывает
Мать, скажи ему».
А тебя-то, видно,
Крепко он любил:
По смерть твоё имя,
Бедный, он твердил».

15 марта - апрель 1854


***

Не вини одинокую долю,
О судьбе по ночам не гадай,
Сберегай свою девичью волю,
Словно клад золотой, сберегай:
Уж недолго тебе оставаться
В красном тереме с няней родной,
На леса из окна любоваться,
Расцветать ненаглядной зарёй;
Слушать песни подруг светлооких,
И по бархату золотом шить,
И беспечно в стенах одиноких
Беззаботною пташкою жить.
Отопрётся твой терем дубовый,
И простится с тобою отец,
И, гордясь подвенечной обновой,
Ты пойдёшь с женихом под венец;
Да не радость - желанную долю -
Ты найдёшь на пороге чужом:
Грубый муж твою юную волю
Похоронит за крепким замком.
И ты будешь сносить терпеливо,
Когда злая старуха-свекровь
Отвечать станет бранью ревнивой
На покорность твою и любовь;
Будешь глупой бояться золовки,
Пересуды соседей терпеть,
За работой сидеть без умолку
И от тайного горя худеть,
Слушать хмельного мужа укоры,
До рассвета его поджидать;
И забудешь ты песню, уборы,
Станешь злую судьбу проклинать;
И, здоровье в груди полумертвой
От бесплодной тоски погубя,
Преждевременной жалкою жертвой
В гроб дощатый положишь себя.
И никто со слезой и молитвой
На могилу к тебе не придёт,
И дорогу к могиле забытой
Густым снегом метель занесёт.

Декабрь 1853


Поэту

Не говори, что жизнь ничтожна.
Нет, после бурь и непогод,
Борьбы суровой и тревожной
И цвет, и плод она даёт.

Не вечны все твои печали.
В тебе самом источник сил.
Взгляни кругом: не для тебя ли
Весь мир сокровища раскрыл.

Кудряв и зелен лес дремучий,
Листы зарёй освещены,
Огнём охваченные тучи
В стекле реки отражены.

Покрыт цветами скат кургана.
Взойди и стань на вышине, -
Какой простор! Сквозь сеть тумана
Село чуть видно в стороне.

Звенит и льётся птички голос,
Узнай, о чём она поёт;
Пойми, что шепчет спелый колос
И что за речи ключ ведёт?

Вот царство жизни и свободы!
Здесь всюду блеск? здесь вечный пир!
Пойми живой язык природы -
И скажешь ты: прекрасен мир!

Декабрь 1853


***

С суровой долею я рано подружился:
Не знал весёлых дней,
                      весёлых игр не знал,
Мечтами детскими ни с кем я не делился,
Ни от кого речей разумных не слыхал.

Но всё, что грязного есть в жизни
                                  самой бедной, -
И горе, и разгул, кровавый пот трудов,
Порок и плач нужды,
                    оборванной и бледной,
Я видел вкруг себя с младенческих годов.

Мучительные дни с бессонными ночами,
Как много вас прошло без света и тепла!
Как вы мне памятны тоскою и слезами,
Потерями надежд, бессильем против зла!..

Но были у меня отрадные мгновенья,
Когда всю скорбь мою я в звуках изливал,
И знал я сердца мир и слёзы вдохновенья,
И долю горькую завидной почитал.

За дар свой в этот миг благодарил я бога,
Казался раем мне приют печальный мой,
Меж тем безумная и пьяная тревога,
Горячий спор и брань кипели за стеной…

Вдруг до толпы дошёл напев мой
                               вдохновенный,
Из сердца вырванный,
                     родившийся в глуши, -
И чувства лучшие, вся жизнь моей души
Разоблачилися рукой непосвященной.

Я слышу над собой и приговор, и суд…
И стала песнь моя, песнь муки и восторга,
С людьми и с жизнию
                    меня миривший труд, -
Предметом злых острот,
                       и клеветы, и торга…

Декабрь 1853


Написано в связи с резкой критикой стихотворения «Русь» В.Д.Спасовским, будущим редактором «Воронежских губернских новостей»

Молитва

О боже! дай мне воли силу,
Ума сомненье умертви, -
И я сойду во мрак могилы
При свете веры и любви.

Мне сладко под твоей грозою
Терпеть и плакать и страдать;
Молю: оставь одну со мною
Твою святую благодать.

1851


Русь

Под большим шатром
Голубых небес -
Вижу - даль степей
Зеленеется.

И на гранях их,
Выше тёмных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.

По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.

Посмотрю на юг -
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;

Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.

Гляну к северу -
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится;

Подымает грудь
Море синее,
И горами лёд
Ходит по морю;

И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную…

Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!

Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!

У тебя ли нет
Поля чистого,
Где б разгул нашла
Воля смелая?

У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей - стола,
Меча - недругу?

У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?

Перед кем себя
Ты унизила?
Кому в чёрный день
Низко кланялась?

На полях своих,
Под курганами,
Положила ты
Татар полчища.

Ты на жизнь и смерть
Вела спор с Литвой
И дала урок
Ляху гордому.

И давно ль было,
Когда с Запада
Облегла тебя
Туча тёмная?

Под грозой её
Леса падали,
Мать сыра-земля
Колебалася,

И зловещий дым
От горевших сёл
Высоко вставал
Чёрным облаком!

Но лишь кликнул царь
Свой народ на брань -
Вдруг со всех концов
Поднялася Русь.

Собрала детей,
Стариков и жён,
Приняла гостей
На кровавый пир.

И в глухих степях,
Под сугробами,
Улеглися спать
Гости навеки.

Хоронили их
Вьюги снежные,
Бури севера
О них плакали!..

И теперь среди
Городов твоих
Муравьём кишит
Православный люд.

По седым морям
Из далёких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.

И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.

И во всех концах
Света белого
Про тебя идёт
Слава громкая.

Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,

Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!

1851


Могила

Густой травой поросшая могила,
Зачем к тебе неведомая сила
Влечёт меня вечернею порой?
Зачем люблю я с грустию немой
Задумчиво глядеть сквозь сумрак лунный
На свежий твой курган и крест чугунный?..
О, сколько раз от клеветы людской
Я уходил отыскивать покой
И отдыхать от горького сомненья
Подле гробниц, в обители забвенья!
Как много здесь сокрыто навсегда
Безвременно погибшего труда,
Надежд, забот, добра и преступлений
И, может быть, высоких вдохновений!
И кто теперь в кустах густой травы
Укажет мне забытые холмы,
Где вечным сном спят кости гражданина,
Иль мудреца, или поселянина?..
Здесь все равны. Здесь слава и позор
Окончили между собою спор
И не дают ответа на призванье;
Одно только изустное преданье
Бросает луч на их минувший век…
О, как велик и беден человек!..

Между 1849 и 1853


Воспоминание о детстве

Однообразно и печально
Шли годы детства моего:
Я помню дом наш деревянный,
Кусты сирени вкруг него,
Подъезд, три комнаты простые
С балконом на широкий двор,
Портретов рамы золотые,
Разнохарактерный узор
Причудливых изображений
На белом фоне потолков -
Счастливый плод воображенья
Оригинальных маляров,
Лампадку перед образами,
Большой диван и круглый стол,
На нём часы, стакан с цветами.
Под ним узорчатый ковёр…
С каким восторгом я встречал
Час утра летнею порою,
Когда над сонною землёю
Восток безоблачный пылал
И золотистыми волнами,
Под дуновеньем ветерка,
Над полосатыми полями
Паров вставали облака!
С какой-то тайною отрадой
Глядел я на лазурь небес.
На даль туманную и лес
С его приветливой прохладой,
На цепь курганов и холмов,
На блеск и тень волнистой нивы,
На тихо спящие заливы
В зелёных рамах берегов.
Дитя степей, дитя свободы,
В пустыне рос я сиротой,
И для меня язык природы
Одной был радостью святой…
Зато как скучен я бывал,
Когда сырой туман осенний
Поля и дальние деревни,
Как дым свинцовый, одевал,
Когда деревья обнажались
И лился дождь по целым дням,
Когда в наш дом по вечерам
Соседи шумные сбирались,
Бранили вечный свой досуг,
Однообразный и ленивый,
А самовар, как верный друг,
Их споры слушал молчаливо
И пар струистый выпускал
Иль вдруг на их рассказ бессвязный
Какой-то музыкою странной,
Как собеседник, отвечал…
В ту пору, скукою томимый,
От шума их я уходил
И ночь за книгою любимой,
Забытый всеми, проводил,
Иль слушал няни устарелой
О блеске чудных царств и гор
Одушевлённый разговор
Во мраке залы опустелой.

Между 1849 и 1853


Жизнь

Прекрасны молодые годы,
Когда, не ведая утрат,
Картины жизни и природы
Мы начинаем изучать!

Когда надежды беззакатной
Звезда приветливо горит
И нам так много говорит
Желаний голос непонятный;

Когда в восторг приводит нас
Борьба и подвиг знаменитый,
И безыскусственный рассказ
О старине давно забытой,

И ночи мрак, и солнца блеск,
И утренней зари сиянье,
И музыкальный моря плеск,
И ветра тихое дыханье,

Степей безлюдье и простор,
Напевы бури заунывной,
И вечный снег пустынных гор,
И леса тень, и шум призывный…

И жить в ту пору мы спешим,
Вперёд глядим нетерпеливо
И новой жизни перспективу
Узнать заранее хотим.

А между тем, как метеор,
Воображенье потухает,
И в книге жизни юный взор
Картины грустные встречает;

В душе является борьба
Глубокой веры и сомненья,
И вот беспечные года
Берут другое направленье.

Акт жизни прожит - и теперь
Иная сцена пред очами:
Для сердца период потерь
Приходит с пылкими страстями;

Взамен забытых нами грёз
Под пестротою маскарадной
Находим мы источник слёз
В существенности безотрадной,

И, не умея примирять
Нужду с достоинством свободы,
Мы начинаем замечать
Противоречия в природе,

Не признавая в ней чудес.
И сколько грустных размышлений
В нас пробуждает интерес
Разнообразных впечатлений:

Терпимый в обществе разврат,
И злоба сплетней утонченных,
Их горький смысл и результат,
И цель вопросов современных!..

Потом и эта колея
Приводит нас к явленьям новым.
Здесь акт последний бытия,
С его значением суровым:

Здесь наша жалкая судьба
Лишается блестящей маски,
И жизнь теряет навсегда
И светлый колорит, и краски,

И привлекательной весны
Очаровательные строки,
И прелесть яркой новизны,
И роскошь чудной обстановки.

И тише мы вперёд идём,
Не видя цели сокровенной,
Колеблясь меж добром и злом,
Без истины определенной
О назначении своём;

Теперь не тёмная мечта
Ум занимает осторожный:
Нас мучит сердца пустота,
Страстей и горя плод ничтожный.

Нам тяжело припоминать
Минувшей молодости повесть,
Читать её и усыплять
Неумолкающую совесть,

И в поколенье молодом
Казаться лишними гостями,
С своим обманутым умом
И затаёнными слезами,

В тоске безмолвно изнывать,
В надеждах лучших сомневаться,
В вопрос о жизни углубляться
И постепенно умирать.

Между 1849 и 1853


***

Когда, мой друг, в часы одушевленья
Далёких лет прекрасное значенье
Предузнает восторженный твой ум, -
Как я люблю свободу этих дум!

Как радостно словам твоим внимаю,
А между тем и помню я и знаю,
Что нас судьба неверная хранит,
Что счастию легко нам изменить

И, может быть, в те самые мгновенья,
Когда на грудь твою в самозабвенье
Склоняюсь я горячей головой,
Быть может, рок нежданною грозой,
Как божий гром, закрытый облаками,
Уже готов обрушиться над нами.

Между 1849 и 1853


Уединение

Приличий тягостные цепи
И праздность долгих вечеров
Оставил я для тихой степи
И тени сумрачных лесов.

Отшельник мира добровольный,
Природой дикой окружён,
Я здесь мечтою своевольной
Бываю редко увлечён:

Здесь под влияньем жизни новой
И вдохновенного труда
Разоблачает ум суровый
Мои минувшие года;

И, полный мира и свободы,
На жизнь вернее я гляжу
И в созерцании природы
Уроки сердцу нахожу.

Между 1849 и 1853


***

Бегут часы, недели и года,
И молодость, как лёгкий сон, проходит.
Ничтожный плод страданий и труда
Усталый ум в уныние приводит:
Утратами убитый человек
Глядит кругом в невольном изумленье,
Как близ него свой начинает век
Возникшее недавно поколенье.
Он чувствует, печалию томим,
Что он чужой меж новыми гостями,
Что жизнь других так скоро перед ним
Спешит вперёд с надеждами, страстями;
Что времени ему дух новый чужд
И смелые вопросы незнакомы,
Что он теперь на сцене новых нужд
Уж не актёр, а только зритель скромный.

Между 1849 и 1853


Дума

В глубокой мгле холодного забвенья
Теряются народов поколенья,
Законы их, междоусобный спор,
И доблести, и слава, и позор.

Лицо земли печально изменилось,
И много царств великих сокрушилось
И скрылося под пеплом городов,
Лишь тёмный след исчезнувших веков -

Нестройное собрание обломков, -
Да вымыслы неведомых певцов
И письмена нам чуждых языков
От праотцов осталось для потомков…

Пройдут века, в событиях Вселенной
И мы мелькнём, как метеор мгновенный,
И, может быть, потомства поздний род
Забудет наш угаснувший народ.

Так! вечности не суждено земному;
Покорствуя всеобщему закону,
Всё умереть когда-нибудь должно;
Но жизнь одних, как чудное зерно,

Останется в самом процессе тленья
Залогом сил другого поколенья.
Да, не вотще под холодом времён
Идут ряды бесчисленных племён;

Наследники бессмертья и свободы,
Как дар благой, иным гостям природы
Мы отдаём в известный период
Свои права на жизнь, свой цвет и плод,
Окончив здесь вполне своё призванье -
Быть семенем в системе мирозданья.

1849


Перемена

Была пора невинности счастливой,
Когда свой ум тревожный и пытливый
Я примирял с действительностью злой
Святых молитв горячею слезой;
Когда, дитя беспечное свободы,
В знакомых мне явлениях природы
Величие и мысль я находил
И жизнь мою, как дар небес, любил.
Теперь не то: сомнением томимый,
Я потерял свой мир невозмутимый -
Единую отраду бытия,
И жизнь моя не радует меня…
Бывают дни: измученный борьбою,
В тиши ночной, с горячею мольбою
Склоняюсь я к подножию креста;
Слова молитв твердят мои уста,
Но сердце тем словам не отвечает,
И мысль моя бог знает где блуждает,
И сладких слёз давно минувших лет
Ни на лице, ни на глазах уж нет.
Так, холодом темницы окружённый,
Скорбит порой преступник осуждённый
И к прежним дням уносится мечтой
От горечи существенности злой,
Но бедняку лишь новое страданье
Приносит лет былых воспоминанье.

1849


Похороны

Парчой покрытая гробница,
Над нею пышный балдахин,
Вокруг задумчивые лица
И факелов огонь и дым,
Святых молитв напев печальный -
Вот всё, чем жизнь заключена!
И эта жизнь покрыта тайной,
Завеса смертью спущена…

Теперь скажи мне, сын свободы,
Зачем страдал, зачем ты жил?
Отведена царю природы
Сажень земли между могил.

Молчат в тебе любовь и злоба,
Надежды гордые молчат…
Зачем ты жил, усопший брат?..
Стучит земля по крышке гроба,
И, чуждый горя и забот,
Глядит бессмысленно народ.

1849


Клеветникам

Молвы язвительной и дерзкой
Внимая ложный приговор,
Стыжусь ответить бранью резкой
На необдуманный укор.

Гоненья зритель равнодушный,
Я испытал уже давно,
Что злобе черни малодушной
Ответ - презрение одно.

Пускай позор несправедливый
Она готовит мне в тиши, -
Грозу я встречу терпеливо
И сохраню покой души.

Моей невинности сознанье
Й незапятнанная честь
Незаслужённое страданье
Дадут мне силы перенесть.

Я прав, - и этого довольно,
И, что бы ни было со мной,
Я не унижусь добровольно
Перед язвительной молвой:

Я не подам руки свободной
Ожесточённому врагу;
Скорей погибну благородно,
Но твёрдость воли сберегу.

1849


***

Ещё один потухший день
Я равнодушно провожаю
И молчаливой ночи тень,
Как гостя скучного, встречаю.
Увы! не принесёт мне сна
Её немая тишина!
Весь день душа болела тайно
И за себя и за других…
От пошлых встреч, от сплетен злых,
От жизни грязной и печальной
Покой пора бы ей узнать,
Да где он? Где его искать?

Едва на землю утро взглянет,
Едва пройдёт ночная тень -
Опять тяжёлый, грустный день,
Однообразный день настанет.
Опять начнётся боль души,
На злые пытки осуждённой,
Опять наплачешься в тиши
Измученный и оскорблённый.

1849


Грусть старика

Жизнь к развязке печально идёт,
Сердце счастья и радостей просит,
А годов невозвратный полёт
И последнюю радость уносит.

Охладела горячая кровь,
Беззаботная удаль пропала,
И не прежний разгул, не любовь -
В душу горькая дума запала.

Всё погибло под холодом лет,
Что когда-то отрадою было,
И надежды на счастие нет,
И в природе всё стало уныло:

Лес, нахмурясь, как слабый старик,
Погружённый в тяжёлую думу,
Головою кудрявой поник,
Будто тужит о чём-то угрюмо;

Ветер с тучею, с синей волной
Речь сердитую часто заводит;
Бледный месяц над сонной рекой,
Одинокий, задумчиво бродит…

В годы прежние мир был иной:
Как невеста, земля убиралась,
Что камыш, хлеб стоял золотой,
Степь зелёным ковром расстилалась,

Лес приветно под тень свою звал,
Ветер весело пел в чистом поле,
По ночам ярко месяц сиял,
Реки шумно катилися в море.

И, как пир, жизнь привольная шла,
Душа воли, простора просила,
Под грозою отвага была,
И не знала усталости сила.

А теперь, тяжкой грустью убит,
Как живая развалина ходишь,
И душа поневоле скорбит,
И слезу поневоле уронишь.

И подумаешь молча порой:
Нет, старик, не бывалые годы!
Меж людьми ты теперь уж чужой,
Лишний гость меж гостями природы.

1849


***

Присутствие непостижимой силы
Таинственно скрывается во всём:
Есть мысль и жизнь в безмолвии ночном,
И в блеске дня, и в тишине могилы,
В движении бесчисленных миров,
В торжественном покое океана,
И в сумраке задумчивых лесов,
И в ужасе степного урагана,
В дыхании прохладном ветерка,
И в шелесте листов перед зарёю,
И в красоте пустынного цветка,
И в ручейке, текущем под горою.

1849


Н. Д.

Не отравляй минут успокоенья
Болезненным предчувствием утрат:
Таинственно небес определенье,
Но их закон ненарушимо свят.
И если бы от самой колыбели
Страдание досталося тебе -
Как человек, своей высокой цели
Не забывай в мучительной борьбе.

1849


Адресат не установлен.

Лес

Шуми, шуми, зелёный лес!
Знаком мне шум твой величавый,
И твой покой, и блеск небес
Над головой твоей кудрявой.
Я с детства понимать привык
Твоё молчание немое
И твой таинственный язык
Как что-то близкое, родное.
Как я любил, когда порой,
Краса угрюмая природы,
Ты спорил с сильною грозой
В минуты страшной непогоды,
Когда больших твоих дубов
Вершины тёмные качались
И сотни разных голосов
В твоей глуши перекликались…
Или когда светило дня
На дальнем западе сияло
И ярким пурпуром огня
Твою одежду освещало.
Меж тем в глуши твоих дерёв
Была уж ночь, а над тобою
Цепь разноцветных облаков
Тянулась пёстрою грядою.
И вот я снова прихожу
К тебе с тоской моей бесплодной,
Опять на сумрак твой гляжу
И голос слушаю свободный.
И может быть, в твоей глуши,
Как узник, волей оживленный,
Забуду скорбь моей души
И горечь жизни обыденной.

1849


Поле

Раскинулось поле волнистою тканью
И с небом слилось тёмно-синею гранью,
И в небе прозрачном щитом золотым
Блестящее солнце сияет над ним;
Как по морю, ветер по нивам гуляет
И белым туманом холмы одевает,
О чём-то украдкой с травой говорит
И смело во ржи золотистой шумит.
Один я… И сердцу и думам свобода…
Здесь мать моя, друг и наставник -
                                   природа.
И кажется жизнь мне светлей впереди,
Когда к своей мощной, широкой груди
Она, как младенца, меня допускает
И часть своей силы мне в душу вливает.

1849


***

Тихо ночь ложится
На вершины гор,
И луна глядится
В зеркала озёр;
Над глухою степью
В неизвестный путь
Бесконечной цепью
Облака плывут;
Над рекой широкой,
Сумраком покрыт,
В тишине глубокой
Лес густой стоит;
Светлые заливы
В камышах блестят,
Неподвижно нивы
На полях стоят;
Небо голубое
Весело глядит,
И село большое
Беззаботно спит.
Лишь во мраке ночи
Горе и разврат
Не смыкают очи,
В тишине не спят.

1849


Положено на музыку Д.Корниловым и В.Соколовым.

Вверх Вниз

Биография

Иван Саввич Никитин родился 21 сентября 1824 года в Воронеже, в семье торговца. Детство и ранняя юность поэта прошли в обстановке сравнительного материального достатка.

Отец поэта Савва Евтихиевич был видным человеком в городе. Он владел свечным заводом, лавкой и вёл довольно крупную торговлю. В жизни Никитина отец его сыграл роковую роль. Он был человеком суровым и деспотическим. В судьбе Никитина по-своему повторилась печальная участь Кольцова, жизнь которого тоже отравлена была диким самодурством отца. Обоим воронежским поэтам нелегко далось стремление порвать с мещанским миром и приобщиться к культуре.

Учился Никитин сперва в приходском и уездном духовных училищах, а затем в духовной семинарии. В «Дневнике семинариста» Никитин нарисовал достаточно колоритную картину семинарских нравов. Богословская схоластика, отсутствие в преподавании живой связи с действительностью, с теми напряжёнными социально-философскими и эстетическими исканиями, которые были так характерны для России 30-40-х годов, невежество педагогов, жестокая палочная дисциплина - таково было положение вещей в семинарии. Воспоминания об «отвратительной обстановке детских лет» преследовали Никитина всю жизнь.

Однако ни «дикий образ воспитания», ни отупляющая атмосфера, царившая в этих учебных заведениях, не смогли заглушить богатых интеллектуальных задатков Никитина, его пытливого ума и поэтического дара. В борьбе с духом семинарии, в результате самостоятельного знакомства с лучшими творениями русской литературы, в частности с произведениями Белинского, формировалось мировоззрение Никитина.

Здесь Никитин впервые познакомился со стихами Пушкина. Сильное впечатление произвело на него стихотворение Кольцова «Лес». В это время он и сам начал писать стихи.

Окончить семинарию Никитину не удалось: торговые дела отца всё больше и больше приходили в упадок. Савва Евтихиевич стал пить. Вскоре умерла мать поэта. Никитин стал пропускать занятия и в конце концов был уволен по «малоуспешности» и «по причине нехождения в класс». Юноша вынужден был торговать в лавке, а потом и на площади - с лотка. В 1844 году отец поэта продал свечной завод и приобрёл постоялый двор. Никитин превратился в содержателя постоялого двора - «дворника». Современники поэта рассказывают, что в это время Никитин и по наружности преобразился в «дворника»: волосы подрезал в кружок, сапоги надел с голенищами до колен, летом носил простую чуйку, а зимою нагольный тулуп.

Но и в этот горестный период своей жизни Никитин не переставал заниматься поэтическим творчеством. Позднее он рассказал, какой ценой давались ему первые шаги на литературном поприще и с какой энергией и настойчивостью он боролся с препятствиями на пути к овладению культурой: «Продавая извозчикам овёс и сено, я обдумывал прочитанные мною и поразившие меня строки, обдумывал их в грязной избе, нередко под крик и песни разгулявшихся мужиков. Сердце моё обливалось кровью от грязных сцен, но с помощию доброй воли я не развратил своей души. Найдя свободную минуту, я уходил в какой-нибудь отдалённый уголок моего дома. Там я знакомился с тем, что составляет гордость человечества, там я слагал скромный стих, просившийся у меня из сердца. Всё написанное я скрывал, как преступление, от всякого постороннего лица и с рассветом сжигал строки, над которыми я плакал во время бессонной ночи. С летами любовь к поэзии росла в моей груди, но вместе с нею росло и сомнение: есть ли во мне хотя искра дарования?..».

Насколько сильны были эти сомнения, доказывает тот факт, что только в 1853 году, после ряда лет напряжённой работы, почти в тридцатилетнем возрасте, поэт решился опубликовать впервые свои стихи за полной подписью. 12 ноября 1853 года Никитин отправил редактору «Воронежских губернских ведомостей» В. А. Средину письмо с приложением нескольких стихотворений. Автором их горячо заинтересовался Н. И. Второв, один из руководителей газеты, советник воронежского губернского правления, историк, этнограф и статистик, возглавлявший кружок воронежских интеллигентов.

1853 год оказался поворотным в биографии Никитина. Начался новый этап его жизни. Никому неведомый доселе «дворник», живуший с вечно пьяным отцом и окружённый ямщиками, вышел на широкую дорогу литературной известности. Стихи его обратили на себя внимание. Он сблизился с кружком Второва. Им начали интересоваться «высшие сферы» воронежской администрации.

Благосклонное внимание обратил на Никитина по рекомендации Второва и влиятельный чиновник граф Д. Н. Толстой. Он оказывал покровительство молодому поэту и выразил готовность издать собрание его стихотворений на свой счёт.

В 1854 году в июньском номере «Отечественных записок» была напечатана статья А. П. Нордштейна, которая ставила своей целью познакомить читателей с новым талантом, появившимся на Руси, в том же самом городе Воронеже, который был «колыбелью и могилою Кольцова». А в июльском номере «Библиотеки для чтения» была помещена статья «Листки из записной книжки русского», принадлежащая Н. В. Кукольнику, где также говорилось о Никитине.

За короткое время Никитин написал много лирических стихотворений и, наряду с этим, усиленно работал над поэмой «Кулак».

В 1856 году вышел первый сборник стихотворений Никитина, изданный графом Д. Н. Толстым. В 1858 году отдельной книгой опубликована была поэма Никитина «Кулак».

Несмотря на то что Никитин к этому времени уже приобрёл значительную известность, в жизни его резче, чем когда бы то ни было, обозначаются те же острые контрасты, которые так характерны были и в биографии Кольцова: с одной стороны, напряжённые духовные интересы, радостные минуты поэтического вдохновения, усиленный творческий труд, а с другой - изнуряющая и ненавистная работа на постоялом дворе, брань пьяного отца, торгашество и грязь. Чтобы найти выход из этого положения, Никитин задумал в 1858 году бросить «дворничество» и открыть книжную торговлю.

Книжный магазин и библиотека при нём были открыты Никитиным в феврале 1859 года. Поэт ставил перед собой не только коммерческие цели. Он хотел и в качестве книготорговца «служить обществу», распространяя среди читателей лучшие образцы литературы.

Наделённый от природы большой физической силой, Никитин надорвал своё здоровье в пору работы на постоялом дворе - в начале 50-х годов. Последние десять лет он с перерывами подолгу и серьёзно хворал. Проболел он почти весь 1859 год. В начале 1860 года его здоровье несколько улучшилось, и Никитин, по совету Второва, летом этого года посетил Москву и Петербург. В конце 1860 года болезнь снова разыгралась. Несмотря на крайне тяжёлое физическое состояние, Никитин принимал, однако, деятельное участие в общественной жизни Воронежа: выступал на литературных вечерах, был устроителем воскресных школ. В 1859 году вышел последний прижизненный сборник стихотворений поэта. Никитин вёл большую творческую работу: в 1860 году закончены были поэма «Тарас» и крупное прозаическое произведение мемуарного характера «Дневник семинариста».

В личной жизни поэта большую роль в последние годы сыграла его любовь к Н. А. Матвеевой, с которой он познакомился весной 1860 года. Между ними возникла дружба, а затем и взаимная любовь. Неясно, что помешало Никитину связать свою судьбу с этой женщиной. Так и остался неоконченным этот роман, который был одной из самых светлых страниц в жизни поэта.

1 мая 1861 года Никитин простудился и слёг. С перерывами проболел он до осени. Последние месяцы его жизни были ужасны. Всё лето отец поэта пил без удержу и не только не понимал положения Никитина, но безобразничал напропалую. Часто он пугал умирающего сына, врываясь в его комнату в пьяном, безобразном виде, босой и в одном белье.

16 октября 1861 года поэт умер. Похоронен он в Воронеже, рядом с Кольцовым. В 1911 году в Воронеже Никитину был поставлен памятник.

В общем развитии русской литературы Никитин сыграл видную роль. 20-е и 30-е годы были периодом блистательного расцвета русской поэзии. Но в конце 30-х - начале 40-х годов она понесла невозместимые утраты: гибель Пушкина, Лермонтова, Кольцова. 40-е годы явились временем относительного затишья в поэзии. Интерес к ней снизился. 50-е годы - период нового подъёма поэтического творчества. И эта новая волна вызвана была новыми условиями, новой обстановкой в стране, требовавшей не просто повторения того, что было раньше, а новых слов и новых песен. Перед русской поэзией встала важнейшая задача дальнейшего углубления демократических тенденций. Ярче всех эту потребность истории выразил Некрасов, но и талант Никитина развернулся широко и ярко потому, что он откликнулся на эту внутреннюю и властную потребность эпохи.

Никитин не стал поэтом некрасовского масштаба ни по художественному уровню своей поэзии, ни по своей идейной устремлённости. Но следует признать, что из поэтов некрасовского направления творчество его - самое крупное явление.

Среди современников Никитина были и более искусные и тонкие мастера. И всё же голос поэта дошёл до наших дней именно потому, что Никитин чутко и отзывчиво вслушался в думы и чаяния народных масс и сумел выразить их словами, которые шли от самого сердца. Яркость и социальную значительность творчества Никитина отмечал Горький. Представители царской администрации относились ко многим стихотворениям поэта с недоверием и опаской, причисляя их автора к ряду «неблагонамеренных писателей».

Наше время отделяет заблуждения и ошибки Никитина от того здорового и неумирающего, что содержится в его творчестве. Нам дорога поэзия Никитина, проникнутая сочувствием и любовью к простому человеку, страстной жаждой социальной справедливости и общенародного счастья.

Л. Плоткин


[Статьи (2) об И. Никитине]

Админ Вверх
МЕНЮ САЙТА